Сергей Москвин - Пифия-2. В грязи и крови [litres]

Прежде чем конвоиры заперли за ней дверь и арестантское помещение погрузилось в темноту, Гончая успела осмотреться вокруг. Осматривать, в общем-то, было нечего. Шершавые бетонные стены, такие же пол и потолок, голая скамья у противоположной от двери стены да разбитый стеклянный плафон на потолке – вот и вся обстановка.

Пленница вернулась к двери, прижалась ухом к холодному металлу. В коридоре пробу́хали удаляющиеся шаги конвоиров, и все смолкло. Ни звука. Других камер девушка по пути не видела, да и не похоже было это помещение на настоящую камеру – скорее, на пустой чулан. Это означало, что она не арестована, а задержана «до выяснения».

Для нее самой многое осталось неясным. Она даже толком не поняла, что произошло на платформе. Единственное, что не вызывало сомнения, – это прогремевший взрыв! И устроил его, судя по всему, сам одноглазый подрывник, потому что комья глины, даже утыканные проводами, взрываться не могут.

На этом логика заканчивалась, и начинались догадки. Если взрыв – дело рук подрывника, то зачем он это сделал? Что он там кричал? Живым не дамся! А перед этим? Лезет и Приманила . Кого приманила? У нее был только один ответ на этот вопрос. Подземного монстра, чудовище из адской бездны! «А ведь одноглазый и все, кто находился с ним на дрезине (если они выжили!), считают, что я погибла вместе с Майкой, как я считала погибшими их самих. Тогда неудивительно, что подрывник принял меня за посланца с того света. Или после первой встречи с чудовищем одноглазый повредился рассудком и решил, что оно сейчас вылезет из-под земли? Приманила . Да, скорее всего, он просто спятил от страха, вот и таскал с собой взведенную мину, а когда решил, что вот-вот станет добычей монстра, привел ее в действие».

За дверью снова послышались шаги, только сейчас они приближались. «Двое», – на слух определила Гончая. Первый ступал твердо и уверенно, за ним семенил другой, шагающий робко и осторожно. При этом он беспрерывно что-то говорил. Пленница бесшумно соскользнула на пол и снова прижалась ухом к двери.

– …правда, не видел. Я за ним стоял, когда это случилось, за Левшой то есть. А Васильантоныч сбоку. – Гончая узнала голос стажера-пограничника. – Я даже подойти не успел, когда рвануло. Левшу на куски, Васильантонычу руку по локоть оторвало, а меня вот башкой об стену.

– Двое проверенных бойцов погибли, а ты и диверсантка – нет. Почему? – спросил обладатель тяжелой поступи.

– Так говорю же, – зачастил стажер. – Я сзади был. Меня Левша от взрыва собой прикрыл. Спас, получается.

– А диверсантку кто спас?

– Да ей просто повезло, что выжила. Несколько часов без сознания. Врачи говорят: ожоги по всему телу. И она же за барьером стояла, на краю платформы. А перед ней – стена из мешков с землей и еще проволока. Тоже ведь защита. Да и какая она диверсантка? Не по своей ведь воле. Фашисты заставили.

– Как она могла выжить, если на ней была взрывчатка?! На ней! Это ведь твои слова?!

Шаги смолкли. Теперь разговор шел прямо за дверью камеры.

– Ну да, на ней, – озадаченно ответил молодой пограничник. – И Васильантоныч видел. Он первый заметил, я уже потом. И когда после взрыва ее одежду осматривали, то в карманах части мины нашли, всю начинку: камни, гильзы, осколки стекла, и эти – провода! Левша, видимо, взрывчатку отцепил, а та у него в руках и рванула.

– Ты сам видел это?! – рявкнул на пограничника его собеседник.

– Я же за спиной… не успел подойти, – залепетал паренек.

За дверью повисла пауза. Потом тот, кто вел допрос, приказал:

– Ступай в туннель. Я уже отправил туда всех свободных от службы. И обыщите там все: каждую дыру, каждую щель до пятисотого метра! Мне нужно знать: одна она сюда пришла или нет! Всех, кого обнаружите, задерживать на месте и немедленно ко мне на допрос. Все ясно?!

– Да. Есть! Так точно! – отчеканил пограничник и со всех ног бросился выполнять полученное задание.

Не успела смолкнуть частая дробь его удаляющихся шагов, как в замке заскрежетал вставленный ключ. Отступив от двери, Гончая сунула руку под одежду, к левой подмышке, где под слоем бинтов был спрятан похищенный в перевязочной скальпель. Она больше не сомневалась: он ей понадобится. Более того – она была уверена в этом.

Железная дверь распахнулась с натужным скрипом. С недавних пор тот, кто сейчас открыл ее, невзлюбил этот звук. Даже возненавидел. Как ненавидел теперь все прочие звуки, напоминающие скрежет заблокированных железнодорожных колес. Эти звуки пробуждали жуткие воспоминания, которые он упорно, но тщетно гнал от себя, стараясь забыть.

Расширяющаяся полоска света, протянувшаяся через порог из коридора, упала на пустые нары, и вошедшему в первый момент показалось, что камера пуста. Но когда он повернул голову, увидел в углу тонкую фигуру полураздетой женщины. В темноте контрастно белели ее голые ноги.

То, что заключенная забилась в угол от страха, вошедшего не удивило. Его боялись все, даже свои, и он к этому давно привык. Он заранее знал, что будет дальше: «Сначала женщина станет оправдываться (они все стараются оправдаться и выторговать себе жизнь), а когда поймет, что ее уловки на него не действуют, начнет умолять о пощаде. А еще она будет кричать от боли. Но ни мольба, ни крики, ни выставленные на показ голые ноги ей не помогут. Плохо, что в камере нет света, – подумал он с сожалением. – В темноте не будет видно ее глаз. И как она дрожит и корчится от боли, как сводит судорогой ее мышцы, тоже будет не видно. Но главное – глаза! Без выражения ужаса в зрачках – никакого удовольствия. Надо будет послать кого-нибудь за переносной лампой».

Он вынул из глубокого кармана своих галифе электрический фонарь, с которым никогда не расставался – так же как и с наградным пистолетом, – и осветил прижавшуюся к стене узницу. В этот момент женщина бросилась на него со скоростью сорвавшейся с боевого взвода пружины. На мгновение в луче света мелькнуло ее бледное лицо, плотно сжатые губы и горящие глаза. Увидев эти глаза, вошедший со всей ясностью понял, что ни умолять, ни оправдываться, как он предполагал, она не будет. В ее глазах не было ни капли страха – только ненависть.

Его правая рука метнулась к поясной кобуре, и за какую-то пару секунд он сумел выдернуть пистолет из кожаных тисков. Оставалось сдвинуть предохранитель, направить ствол в цель и нажать на спуск.

Но атакующая фурия оказалась быстрее. Она поднырнула под его левую руку и царапнула его правое запястье острыми как бритвы когтями. Один из ее когтей ярко блеснул в луче фонаря ножевой сталью, а через мгновение окрасился кровью.

Так и не выстреливший пистолет вывалился из разжавшихся пальцев мужчины одновременно с хлынувшей из раны кровью. Эта хищница не только вскрыла ему вену, но и повредила какой-то запястный нерв или перерезала сухожилие!