Сергей Москвин - Пифия-2. В грязи и крови [litres]

Девушка вернула зеркало на место и занялась действительно важными делами. Нужно было срочно переодеться – пограничники на постах наверняка запомнили ее толстовку. Шустро перебрав сваленный на постели хозяйский гардероб, Гончая натянула вязаное черное трико, заштопанное на колене. Штаны оказались короткими – невысокая Лола была ниже своей «подруги» на полголовы, – зато теплыми.

К сожалению, в этом пестром ворохе не нашлось никакой верхней одежды, на что в первую очередь рассчитывала Гончая. Пришлось ограничиться коротким, до пояса, джемпером с дурацкой вышивкой на груди, надев под него ночную сорочку, чтобы прикрыть притороченное к бедру оружие.

Хорошо хоть обувь искать не пришлось. Скрываясь от проверяющего под кроватью, Гончая обнаружила там практически новые женские кроссовки, которые около двух месяцев назад сама и подарила своей осведомительнице. Судя по их внешнему виду и состоянию, Лола надевала кроссы считанные разы, а может, и вообще ни разу.

Гончая сноровисто обулась.

Увидев гостью в обновках, вернувшаяся хозяйка капризно надула губки и нахмурилась, но возражать не стала.

– На станции ужас что творится, – сказала она, собирая разбросанную по постели одежду обратно в кучу. – Красные двух офицеров Рейха застрелили. Еще одного ранили – говорят, что не выживет. Сейчас вторжения боятся, границу закрыли. Все переходы забаррикадировали, с Проспекта Маркса даже пулемет притащили.

– А патрули? – спросила Гончая о том, что ее больше всего интересовало.

– Убрались наконец-то, никого не осталось.

– Кого-нибудь арестовали?

– Вроде нет. Не слышала.

Гончая перевела дыхание. «Значит, отца Ярослава не нашли. Повезло. Хотя еще неизвестно. Если на Театральную вломится карательный отряд Рейха, здесь начнется настоящая мясорубка. Нужно скорее уносить отсюда ноги, но сначала…»

– Тушью давно пользуешься?

– Чего? – Лола изумленно вытаращила глаза.

– Тушь когда приобрела? – повторила свой вопрос Гончая.

– С неделю как.

– А у девчонок из кордебалета она откуда?

– У шлюшек этих? – с видом возмущенной добродетели переспросила Лола. – Кобель очередной подарил.

– На вид лет сорок – сорок пять, среднего роста, упитанный, но не толстый, волосы мягкие, тщательно расчесанные, лицо круглое, руки холеные… – начала перечислять приметы внешности Стратега Гончая, но Лола внезапно перебила ее.

– Точно! Девки его так и зовут – Холеный. Ты что, знаешь его?

– Встречались. Давно он приходил?

– Да он почти каждый вечер заявляется. Вот и сегодня ночевал. Сам с девками запрется, а под дверью два лба здоровенных с ружьями караулят.

Гончая задала следующий по важности вопрос:

– Холеный всегда одних и тех же девчонок снимает или разных?

– А я почем знаю? Ко мне как-то клеился, да я отшила! – резко ответила Лола и отвернулась.

По изменившейся мимике и особенно внезапному перепаду настроения рассказчицы Гончая сразу поняла, что та врет. Осталось неясным, в чем заключается ложь: в том, что Стратег клеился к ней, или в том, что она его отшила. Но сейчас охотницу за головами интересовало другое.

– Сегодня опять придет?

Осведомительница пожала плечами.

– Наверное, если ничего не случится.

«Вчера здесь стояли шум и гам. Сегодня тишина. Фашисты и красные куда-то пропали, да и других чужаков тоже не видно. Даже в баре пусто. Это на Театральной-то, где в буфете каждую ночь песни и ор до утра и дым коромыслом! Местные все какие-то напряженные ходят и испуганно озираются».

Кирпич тоже оглянулся. За кулисами стоял полумрак – редкие лампы, как обычно, горели вполнакала, но все же было достаточно светло, чтобы еще издали заметить крадущегося врага. Сейчас, понятно, никаких врагов не было. И вообще никого не было. Только Стоун маячил в двух шагах от напарника. Это хозяин придумал им такие прозвища. Он же и объяснил, что Стоун – значит камень. Ну, так и назвал бы камнем! Но пытаться понять хозяина было себе дороже. Это Кирпич как раз таки понял, хотя еще месяца не прошло, как он у него служил.

Работа оказалась непыльная. От телохранителей требовалось сопровождать босса всюду и втаптывать в грязь или размазывать по стене любого, кто посмеет на него наехать. Ну и, понятно, выполнять все хозяйские распоряжения. Это было куда проще и безопаснее, чем торговые караваны прикрывать или дежурить на блокпосте в диких туннелях, а Кирпичу приходилось заниматься и тем, и другим.

Зато теперь он был не каким-нибудь там наемником без роду и племени, а личным телохранителем солидного человека, которого все без исключения, даже ганзейские воротилы, слушались с полуслова и ходили перед ним на цирлах. Кирпич сам это видел, своими собственными глазами!

Вот и на Театральной перед хозяином не только шлюхи – все станционное начальство расстелиться готово было. И девок хозяин выбирал не абы каких, а самых лучших: молодых и смазливых, с чистой и гладкой кожей, чтобы никаких синяков и царапин, а уж тем более грязи. Две такие как раз сейчас за дверью хозяина и развлекали.

От нечего делать Кирпич все лампочки в коридоре пересчитал и все двери, за которыми попрятались театральные шлюхи. Их, кстати, было ровно в два раза больше, чем лампочек. Не шлюх, в смысле, а дверей. Сколько в театре шлюх, Кирпич не знал. Хотя видел уже многих, некоторых даже успел потискать, но только что мимо него прошла совершенно незнакомая девка. «Наверное, новенькая, – подумал он. – Хозяин бы себе такую ни в жизнь не выбрал: плечи широкие, а сама тощая, как глиста, да еще и лысая. Настоящее чучело. Да еще напялила на себя ночную рубашку, свитер, шерстяные штаны и кроссовки, будто в поход собралась. Ну не дура ли?»

Пока он размышлял, лысая появилась снова. Уже без свитера, в одной сорочке, зато с большущей стеклянной бутылкой какой-то мутной сивухи. Незнакомку шатало из стороны в сторону по всему коридору, сразу видно было – набралась девка крепко.

Кое-как доковыляв до двери, за которой отдыхал хозяин, в дупель пьяная девица остановилась, закашлялась, потом согнулась пополам и харкнула на ноги Стоуну. Точнехонько на его любимые берцы! Тот даже в лице переменился от такой невероятной наглости. Он подскочил к девке, схватил ее за плечо и рванул к себе.

– Ты-ты…

Оскорбленный телохранитель еще не придумал, что сделает со шлюхой: вытрет плевок ее рожей или заставит вылизывать берцы языком. Но в этот момент пьяная девка как-то неудачно махнула рукой, и увесистая бутылка, которую она держала за горлышко, треснула Стоуна пониже макушки. Так треснула, что разлетелась вдребезги, а сам Стоун, в котором было почти два метра роста и сто с лишним килограммов веса, рухнул на пол как подкошенный. Свалился, словно мешок с дерьмом, и остался лежать неподвижно.