Андрей Лазарчук - Выживания не гарантирую

– Мы решили, что так будет надежнее, – сказал он. – Не верю я в здешние телефоны.

– Как там, на месте? – спросил Штурмфогель.

– Курорт, – усмехнулся Антон. – Купаемся, играем в мяч. На лыжах еще не катались, но приглашения уже получили.

– Купаетесь? – не поверил Штурмфогель.

– Вода же теплая, – сказал Антон. – Вулкан…

– Ах, да.

В отличие от того Женевского озера, что стыло внизу, – это подогревалось небольшим живописным прибрежным вулканом. В результате вода припахивала серой и имела целебные свойства.

– Ну, вот, – сказала вдруг Хельга грудным незнакомым голосом. – С прибытием, мой Рекс!

– Хватит, хватит… – сказала она же, но голос теперь принадлежал мужчине. – Или мы будем разыгрывать влюбленную пару и по эту сторону двери?

– Почему бы нет?

– Ты знаешь, почему. Нет-нет, я…

– Прости. Если ты думаешь, что все это время я мечтала только о том, чтобы ты меня трахнул, то это не так. Но для пользы дела иногда нужно уметь расслабиться. Лучшего способа человечество еще не придумало…

– Я ведь о другом…

– Другой не здесь…

– Все равно. Я не смогу смотреть ему в глаза… да о чем речь! Спать с женщиной своего брата – это почти то же самое, что спать с сестрой. Я знаю, я глуп, я старомоден, но я так не могу… Без обид, сестра?…

– Без. Братец Рекс…

Сколько яда в голосе, хоть выжимай и разливай по склянкам, подумал Штурмфогель.

– Что-то открывают… бумага шуршит… – сказала Хельга уже от себя.

Пауза.

– Веревку не выбрасывай, пригодится, – мужской голос.

– Связывать кого-нибудь? – с надеждой – женский.

Долгая пауза.

– Вот тебе список…

– Ничего себе. Понадобится чертова прорва денег…

– Вот это пусть тебя не заботит. Смотри…

– Оуу!

Пауза.

– На все приобретения тебе дается неделя. Успеешь?

– Так… сейчас. Это просто, это тоже просто… Вот по этим двум пунктам могут возникнуть сложности, но, если я правильно понимаю, это второстепенные вещи…

– Здесь нет второстепенных вещей! Я хочу, чтобы ты поняла: второстепенных вещей в нашем деле не бывает! Каждая мелочь имеет одну цену: жизнь и смерть. В том числе и твою жизнь…

– Да, мой Рекс, мой повелитель. Кстати, тебе не кажется, что из наших имен сам собой возникает очень серьезный довод? Может быть, это судьба?

– Прекрати, Ультима.

– Замолкаю, замолкаю. Любое твое желание – закон для меня…

– Тогда свари кофе.

Пауза.

– Вздыхает, – сказала Хельга. – Что-то бормочет… не могу разобрать слов…

– Тебе с сахаром или без?

– Пол-ложечки…

Пауза.

– Спасибо. О-о… Эти чертовы американцы совсем не умеют делать кофе. Они его варят в большом котле и потом подогревают, ты можешь представить себе б о льших варваров? Да, Ультима, и еще… прости, что наорал на тебя. Очень трудное время. Брат и прислал-то меня сюда, чтобы я немного отдохнул…

– Он сообщил мне, что ты… Что ты на грани срыва. И просил помочь тебе расслабиться. Чтобы я отнеслась к тебе, как к нему самому… Но, если тебе это поперек души, мы подцепим для тебя кого-нибудь еще, о'кей?

– Только не проституток. В них есть что-то от доильных автоматов… бр-р.

– Ради бога. Тут прорва скучающих офицерских жен, туристок с душевными ранами, начинающих актрис…

– У тебя есть знакомства в этой среде?

– Ну, разумеется! Хочешь доверить мне выбор?

– Обсудим это позже… Знаешь, я хочу искупаться в озере. Проводи меня.

– Да, мой Рекс. Кстати, ты можешь переодеться здесь и спуститься к озеру в халате. Многие так делают.

– Хорошо.

Пауза.

– Эй, и возьми чего-нибудь выпить!

– Я возьму бренди.

Пауза.

– Хлопнула дверь, – сказала Хельга.

Ну, что же, подумал Штурмфогель, начало положено…

– Лично я взял бы этих сладеньких сегодня ночью, – сказал Антон. – Яхта рядом, погрузим – и привет.

– А потом?

– Допросим. Будем все знать.

– Хм. Во-первых, есть процент-другой вероятности, что парень не расколется на допросах – или что он владеет техникой самоликвидации… Для нас это равнозначно полному провалу. И даже в самом лучшем случае – он расскажет всё, что знает, – мы лишаем себя всех возможностей продолжить игру… И во-вторых, мы обрубим единственную нить, ведущую… ну, ты знаешь, к кому. А шеф сказал так: если придется выбирать между командос в руках и крысой в небе – выбирать крысу. Все ясно?

– Предельно. Наблюдать, ждать…

– Именно так.

– Черт.

– Аналогично. Но ты же знаешь: в нашем деле сколько ждешь, столько потом живешь в раю.

Полог маскировочного шатра отодвинулся, и появились Гуго и Кляйнштиммель.

– Как дела, Эрвин? – спросил Кляйнштиммель с усмешкой. – Ты их еще не всех выловил?

– Клев ожидается послезавтра, – сказал Штурмфогель.

– Ну-ну. Только не затупи крючок… – он покосился на Хельгу. – Очень кстати образовалась вставка в основную операцию. Мы нашли Полхвоста.

– И где он был?

– Можешь себе представить – в концлагере. Провинциальное гестапо постаралось. Спасибо папе Мюллеру – выяснил…

Михаэль Эрб, носящий странную кличку «Полхвоста», семнадцатилетний подросток-инвалид (одна нога короче другой, порок сердца и еще куча болезней) со скверным характером и длинным языком, в который раз уже (третий или четвертый?) попадающий в гестапо, обладал не то чтобы совсем уникальной, но очень редкой и ценной особенностью: он мог сверху проникать в других людей внизу и смотреть на мир их глазами. Только смотреть; слышать не умел. И человек, в которого вселялся Полхвоста, должен был быть малоподвижен. Это накладывало существенные ограничения на использование такого ценного сотрудника. Но Полхвоста прогрессировал: он мог уже сам некоторое время удерживать человека в относительной неподвижности; кроме того, он неплохо читал по губам…

– Понятно, – сказал Штурмфогель. – Подсмотреть, не работает ли мой агент под контролем? Да, это оперативнее, чем гонять кого-нибудь на вражескую территорию…

– Когда он должен выйти на связь?

– Завтра он будет ждать инструкции от меня. Просто по радио. Я назначу ему сеанс связи на послезавтра. Пусть Полхвоста как следует поест…

– Он метет за троих. В лагерях кормят так себе.

Сколько Волков ни бродил по Риму – и при Муссолини, и при американцах – он никак не мог составить собственное представление об этом городе. Рим ускользал от него, отгораживаясь фасадами: лживыми, как и повсюду. Но в Москве, в Лондоне, в Вашингтоне, в Берлине он легко проникал за фасады, добираясь до души, до сути; здесь почему-то не удавалось.

Это при том, что Рим, как никакой другой город, отражал в себе Асгард, Амаравати, Хайлэнд, Хохланд, Рай, Хэвен, – жалкие условные обозначения, не несущие в себе ничего, тем более – имени… Нет, имя у единого верхнего города, конечно же, было: Салем. Но им не пользовались уже давно, может быть, с тех пор, как внизу одно за другим стали появляться высокомерные убогие селения, ложные Салемы, осквернившие собой это сакральное сочетание звуков.