Роман Корнеев - Мятеж

До него, наконец, начало доходить.

— И зачем вам Воин?

— Поймите простую вещь, капитан, эти, так сказать, «люди» — моё наследие, мой личный вклад в будущее человечества, каким я его вижу. Это моя программа этого будущего. Я должен доказать Воину, что она жизнеспособна. Чтобы мы могли действовать дальше.

— И потому мы здесь?

— И потому мы здесь.

Капитан задумался и замолчал. А квестор меж тем начал внимательно изучать схему на гемисфере.

— Здесь нет маркера «Лебедя».

Капитан непонимающе поднял голову.

— А? Да, нет. Воин также до сих пор не вернулся с того рейда. Впрочем, с тем же успехом он мог отправиться в какой-нибудь другой квадрант. Пока мы торчим тут.

Квестор походя отмахнулся от очередной дерзости.

— Вы определитесь, капитан, или «Принсепсу» грозит реальная опасность, и тогда Воин здесь появится вероятнее, чем где-либо, или все эти флотские предуготовления — не более чем перестраховка, и мы на самом деле прикрыты куда более надёжно, чем вам представляется, причём, если не ошибаюсь, мы это уже обсуждали. Раньше.

Капитан, однако, в ответ внезапно приободрился, поднялся, наконец, из своего ложемента, и заговорил с неожиданным для него интересом:

— Вот вы говорите «раньше». Скажите, магистр, вот вы как учёный можете мне дать представление о том, как формируется ваша внутренняя картина сознания?

— Мой внутренний монолог? Считаю ли я себя тем, прежним Магистром? Не возникает ли у меня обсессивный [212] Обсессивный — здесь: связанный с навязчивыми страхами. синдром самозванца? Не смущает ли меня тот факт, что прежний носитель где-то ещё, возможно, физически существует, и мы с ним расходимся всё дальше с каждой секундой?

Капитан в ответ предпочёл просто кивнуть.

Что ж, всё равно у них масса свободного времени.

— Для начала я бы хотел уточнить, что мне как учёному этот вопрос всегда был интересен, поскольку современная наука хоть и продвинулась в значительной степени, как вы сами видите, в вопросе воплощения подобного сценария в практической плоскости, но в части построения непротиворечивой теории сознания по-прежнему довольно далека от впечатляющих успехов. По сути, мы до сих пор толчёмся в области изучения рацио на уровне наших коллег ещё террианского периода: лимбическая система, языковая карта мира, если вы понимаете, о чём я.

Квестор почувствовал, что машинально принимается читать лекцию, но ничего тут с собой поделать не мог, опыт, да и какой смысл выдумывать более приличный месту и времени формат, если и прежний неплох. Он даже принялся ходить туда-сюда по рубке, жалея лишь, что нет под рукой слайдов.

— По сути, ещё тогда вместо концепции «натянутой перчатки» или «зрителя позади», некоего абстрактного бестелесного «я», как бы наблюдающего через твои глаза и слышащего через твои уши, рядом исследователей было предложено понятие «фильтрующего несознательного», на роль которого был предложен каскад ранее считавшихся рудиментарными и атавистическими участков ствола мозга, отвечающих за доставку сигнала от неокортекса к мышцам и, в обратном порядке, от рецепторов к лобным долям. Ряд предметных исследований так называемых «багов восприятия» показали, что по сути то, что мы воспринимаем как сознание, живёт в вымышленном мире, реальность которого, в отличие от множества других вымышленных миров, например сновидений, доказательна хотя бы тем, что предметы в нём, как выразился Латур [213] Бруно Латур — французский социолог науки и философ. , «дают сдачи». Но от этого реальность не становилась менее иллюзорной в части её восприятия.

Квестор показал пальцем на проекцию гемисферы.

— Эта штука не существует, но мы вынуждены принимать, что изображённое на ней реально. Что если вот этот маркер протаранит вот тот, то будет большой бум. Но крафт мы хотя бы можем увидеть воочию, выбравшись в открытый космос, если нас там не изжарит чем-нибудь подходящим, но вы, капитан, регулярно погружаетесь в чуждые топологии, где энергия и материя существуют или даже не существуют в неких особо невещественных формах, однако и там мы легко возвращаемся к примитивным концепциям класса «если вот этот маркер протаранит вот тот». Эта так называемая реактивная субъектность или «принцип соучастника». То, с чем мы вынуждены считаться, существует. Но стоит нам отвернуться — бум, реальность рвётся. Есть масса несложных опытов, когда на глазах у внимательного и даже специально подготовленного индивида происходили самые невероятные события. Исчезали огромные строения, удваивались те самые предметы, за которыми испытуемых просили следить, а они этого не замечали даже после десятикратного повторения опыта.

Квестор скосил глаза на капитана, кажется, он уже начинает понимать, к чему всё ведёт.

— То есть там, где мы мысленно выстраиваем внутри собственной головы некую непрерывную реальность, она на деле оказывается весьма рваной, просто чудовищно дырявой, полной таких лакун, что поневоле начинаешь задумываться, каково живётся тем же Воинам, у которых подобных лакун нет или они настолько незначительны, что они поневоле вынуждены ежесекундно пропускать через себя огромное количество сырой нефильтрованной информации, даже в состоянии покоя на несколько порядков превосходящей пиковые нагрузки флотских аналитиков под полной премедикацией.

— Вы хотите сказать, что на фоне этих «лакун» ваше текущее состояние не так уж необычно?

— Разница есть и она огромна, но, по сути, человек действительно живёт внутри своеобразного стробоскопа с тактовой частотой от восьми до тридцати герц, и каждый статичный «слепок» такой реальности ему доставляется в виде крупных мазков-объектов, довольно примитивных и часто ложно проинтерпретированных, даже его собственный внутренний диалог по сути ему навязывается физической структурой нейросетей височных долей как некая вербальная проекция комбинаций таких же примитивов. Каждый раз, когда мы просыпаемся, мы не можем быть уверенными, что мы те же, что были раньше. Каждое не то что шоковое воздействие — обычный рывок реальности вроде привнесения в неё критического объёма новой информации способен единомоментно сделать нас другим человеком. Выражение «меня словно подменили» или «мир вокруг словно перевернулся». Такой, если хотите, «обратный синдром самозванца». Когда самозванцем кажется кто-то в прошлом, а вы сами, мол, наследуете к тому пред-предыдущему, настоящему «я».

— Вы сейчас, магистр, говорите ужасные вещи. Так можно потерять всякую веру в смысл и реальность бытия.

Квестор засмеялся.

— Ещё как можно! Но представьте, носители с одинаковыми дампами действительно ведут себя очень похоже, даже если значительно отличаются друг от друга морфологически, разве что да, расходятся они довольно быстро, даже если, напротив, носители были идентичны во всех возможных смыслах. Были и такие опыты.