Роман Корнеев - Мятеж

Но мы между тем ослепли. И на самом деле не знаем, где мы. Одни в черноте пустого пространства.

— Экранирующее молекулярное облако?

— В рентгеновском и радио-диапазоне тоже пусто. Я не вижу Ядра.

Значит, не облако. Чтобы экранировать синхротронный фон галактического Балжа, нужно кое-что посерьёзнее. Нечто вроде… мелькнувший у меня в голове образ гигантской скороварки из титаната диспрозия можно объяснить только моим плачевным неврологическим состоянием.

Значит, всё проще, капсулу некто или нечто накрыло силовым коконом.

И тут я вспомнил тот взгляд, что смотрел на меня из небытия.

— Активировать внешние когерентные излучатели.

— Класс?

— Ультра-люминофор видимого диапазона.

— Выполнено.

Похоже, ты уже давно здесь, затаившийся, неслышимый.

Но вот именно что прятаться ты, похоже, считаешь выше своего достоинства. Скорее я могу интерпретировать твоё поведение как паузу, взятую для размышления. Починить-то ты меня починил, но что со мной делать, ещё не решил.

Не могу тебя в этом укорять, но у нас с тобой одна проблема.

Я смотрел на изображение приближающегося ко мне белоснежного «Лебедя» и вспоминал тот взгляд.

Я искал встречи с Воином, но на этом «Лебеде» его точно нет. На мою капсулу в кромешной тьме наглухо экранированного участка пространства надвигался корабль спасителей.

Любопытные приходили, оставляли вокруг свои артефакты, вроде этих жалких глубинных бомб, некоторые даже пытались выйти на контакт и договориться, а потом снова уходили.

За ними приходили другие, за ними третьи.

А тело ждало и наблюдало.

Просторы субсвета только казались тесными, крошечными и медлительными. На деле эта вязкая неторопливость превращала физику в бесконечный лабиринт, в котором можно навеки заблудиться, даже обладая самой точной картой в мире. Звёздное Скопление Плеяд включало жалкую тысячу звёзд и составляло скромный декапарсек в диаметре, невесть что по галактическим масштабам, но стоило даже в пределах этой горстки светящегося космического песка переместиться на пару световых месяцев в случайном направлении, как ты раз и навсегда гарантированно пропадал из вида для любопытных глаз.

Слишком малы размеры. Слишком велико пространство вокруг.

Тело поступало так неоднократно, и ни разу активность пришельцев извне не потребовала сменить эту немудрящую тактику.

Телу в действительности было всё равно, откуда наблюдать, в его поле зрения успешно попадали сразу несколько секторов Галактики, но дальше были другие, такие же наблюдатели. Почему-то телу не хотелось с ними встречаться. Было ли в этом что-то биологической природы или так тело запрограммировал его неведомый создатель, оставалось тайной для него самого, но одно было известно точно, в случае обнаружения было необходимо, продолжая сбор сведений, переместиться в следующий карман пространства-времени, после чего вновь сосредоточить усилия на основной программе.

Так боролись два инстинкта — любопытство и самосохранение, следование долгу и страх быть узнанным.

Почему к первому нужно стремиться, а второго следует опасаться — тело не знало, а может, попросту забыло за прошедшие миллионы лет, хотя именно запасание знания было его основной задачей. Но не помнило же оно, по какой-то причине, кто и зачем сюда его поместил. Возможно, это были лишние знания, которые отчего-то мешали успешному выполнению основной миссии. Возможно, у тела вообще не было никакого начала, оно существовало здесь задолго до Плеяд с их скромным стомиллионолетним возрастом, а зародилось ещё на самой заре формирования Галактики, когда протопланетные туманности звёзд третьего поколения только начинали свою бурную биографию.

Всё это было неважно, перед тем, как окончательно скрыться в новом своём коконе, тело решило пронаблюдать за теми, кто его обнаружил. Чтобы запомнить и сохранить для вечности. Пока они тоже не ушли, как уходили перед ними другие, как уходили перед ними третьи.

«Эпиметей» был странным, непривычным местом. Он был далёк как от брутальной неустроенности боевых крафтов, так и от помпезной пустоты грузопассажирских трансгалов Семи Миров. Не была астростанция похожа и на своих гигантских собратьев вроде «Инестрава-Пятого» или той же серии «Тсурифа», которые если и были предназначены для пребывания человеческих существ, то исключительно в виде дежурных вахт сборочных доков, операторов бесконечных пакгаузов и пилотов каботажного флота.

Нет, «Эпиметей» был вполне уютен, хорошо освещён, и даже несмотря на сломанный климатизатор замечательно подходил для расслабленного времяпровождения.

Эй Джи отложил щуп, потёр уставшую ладонь о комбинезон и потянулся к свёртку.

Тут даже было нечто вроде столовой. Небольшой раздатчик, столики подняты из якорей в полу, играет тихая музыка, и никого. Ну, было никого. Когда сбежались сержанты-смертнички в полной амуниции тереть о своих скучных делах, Эй Джи моментально оттуда умотал, только прихватил с собой из раздатчика свежую выпечку. Подумать только, свежую выпечку!

Даже бумажка, в которую та была завёрнута, была приятной на ощупь. Гладкая, промасленная, и шуршит как-то по-домашнему.

Эй Джи нарочно выключил музло, чтобы расслабленно пошуршать.

Хрум-хрум.

И запах такой изнутри исходит, закачаешься. Та дрянь, которой их пичкали что на борту «Джайн Авы», что в гарнизоне, больше походила на плохо проваренный клейстер, да ещё и цвет имела соответствующий — серой слизи. На деле состав у обоих продуктов был примерно одинаковый, но одно дело мутная взвесь, которую через патрубок тебе закачивали прямо в желудок, другое дело вот такая свежая, поспелая булочка с корицей и ещё чем-то смутно знакомым.

Эй Джи шумно втянул воздух и замер, ощущая, как непривычные к этому делу ароматические рецепторы приятно пощипывает.

А всего-то и нужен был на борту нормальный пищевой фабрикатор. Понятно, на сабах такого не водилось — не положено. Но на «Тсурифе-6» почему так отвратно кормили!

Навигатор в два хапка проглотил выпечку, закашлялся, после чего долго и мучительно избавлял горло от налипших крошек, приложившись к заветной термоколбе. В таре была намешана какая-то лютая бурда из всего, что вставляет, плюс немного воды для виду.

Ну а чего, твой поход закончен, доблестный марин, отдыхаем.

Эй Джи поправил в районе переносицы крепления насадок и шмыгнул носом.

Хорошо!

Пальцы сами потянулись снова подрубить музло, о, да, детка.

Музло качало так, что душу вон. Рычаще-рубящее звукоизвержение забивало слуховой канал напрочь, отгораживая Эй Джи от остального мира. Когда у тебя почти не осталось собственных рецепторов, это очень важно — не жить в этом искусственном мире постоянно, чтобы он не затягивал тебя слишком уж расширенными горизонтами. Сотни голосов, миллионы километров, невероятный диапазон чувствительности, зачем тебе это всё надо.