Ричард Морган - Пробужденные фурии [litres]

Охотник на скатов «Флирт с ангельским огнем», как и большинство кораблей такого типа, в море казался злым и лихим. Наполовину военное судно, наполовину гоночный ялик-переросток, сочетавший центр тяжести в остром киле и неправдоподобные мощности грав-силы в двойных капсулах на аутригерах, – в первую очередь он был построен для беспечной скорости и пиратства. Слоновые скаты и их родственники поменьше – быстры в воде, но важнее то, что их мясо портится, если оставить его надолго без обработки. Можно заморозить туши и торговать спокойно, но если успеешь домчать до больших рынков в таких финансовых центрах, как Миллспорт, то сорвешь настоящий куш. А для этого нужно быстроходное судно. Судостроители по всему Харлану понимали и исходили из этого. Среди тех же судостроителей ходило негласное понимание, что лучшие слоновые скаты обитают и нерестятся в угодьях, отведенных эксклюзивно для Первых Семей. Браконьерство – серьезное преступление, и если хочешь, чтобы оно сошло тебе с рук, быстроходному судну также нужен низкий и малозаметный профиль – как визуально, так и на радаре.

Если надо сбежать от правоохранителей Харлана, найдется много способов хуже, чем на борту охотника.

На второй день в море, обнадеженный знанием, что мы уже так далеко от Миллспортского архипелага и нас не догонит ни один воздушный аппарат, я вышел на палубу и встал на левом мостке аутригера, глядя, как подо мной проносится пенящийся океан. Брызги на ветру и ощущение, что события летят на меня слишком быстро, чтобы их осознать. Прошлое и груз смертей оставались в кильватере, унося с собой выбор и решения, которые уже поздно менять.

Чрезвычайным посланникам такое должно удаваться на ура.

Откуда ни возьмись передо мной предстало новое эльфийское лицо Вирджинии Видауры. Но в этот раз в моей голове не было голоса, не было укоренившейся уверенности в тренере. Похоже, от этого призрака помощи больше не будет.

– Не против, если я присоединюсь?

Кто-то перекричал шум ветра и срезанных килем волн. Я посмотрел направо, на центральную палубу, и увидел, как она опирается на перила в конце мостика, одетая в комбинезон и куртку, которую взяла взаймы у Сиерры Трес. От этой позы она казалась больной, еле стоящей на ногах. Ветер сдувал с лица серебряно-серые волосы, но под весом тяжелых прядей они не поднимались высоко – как мокрый флаг. Ее глаза были темными провалами на белизне лица.

Очередной, сука, призрак.

– Конечно. Почему нет?

Она прошла по мостику, демонстрируя в движении больше силы, чем в позе. Когда она встала около меня, на ее губах играл ироничный изгиб, а голос в воздушном потоке казался твердым. Лекарства Бразилии срастили рану на щеке до поблекшей линии.

– Значит, не против поговорить с фрагментом?

Когда-то в порноконструкте в Ньюпесте я упоролся такэ с виртуальной шлюхой в – неудачной – попытке сломать программу удовлетворения желания в системе. Тогда я был совсем молодой. Однажды, уже не такой молодой, после кампании на Адорасьоне, я сидел и пьяно болтал на запрещенные политические темы с военным ИскИном. Однажды на Земле я так же нажрался с копией самого себя. Хотя, в конце концов, остальные разговоры к этому и сводились.

– Только не подумай чего, – сказал я ей. – Я готов говорить с кем угодно.

Она помялась.

– Я вспоминаю много подробностей.

Я смотрел на море. Молчал.

– Мы трахались, да?

Подо мной лился океан.

– Да. Пару раз.

– Я помню… – новая зависшая пауза. Она отвернулась от меня. – Ты меня держал. Когда я засыпала.

– Да, – я нетерпеливо взмахнул рукой. – Это все недавние события, Надя. Ты не можешь вспомнить дальше?

– Это. Трудно, – она передернулась. – Есть пробелы, моменты, до которых я не могу достать. Они как запертые двери. Как крылья в моей голове.

« Да, это называется ограничительная система псевдоличности , – хотелось сказать мне. – Чтобы у тебя не начался психоз ».

– Ты помнишь человека по имени Плекс? – спросил я вместо этого.

– Плекс, да. Из Текитомуры.

– Что ты о нем помнишь?

Выражение на ее лице обострилось, как будто это была маска, которую кто-то с силой натянул на себя.

– Что он дешевая пешка якудза. Долбаные фальшивые манеры ариста и проданная бандитам душонка.

– Очень поэтично. Хотя насчет ариста – это не фальшивка. Давным-давно его семья была торговцами придворного уровня. Они обанкротились, когда ты устроила свою революционную войну.

– Мне что, должно быть стыдно?

Я пожал плечами.

– Просто знакомлю с фактами.

– Потому что пару дней назад ты говорил мне, что я не Надя Макита. А теперь вдруг обвиняешь в том, что она сделала триста лет назад. Определись, во что ты веришь, Ковач.

Я искоса глянул на нее.

– Значит, говорила с остальными?

– Мне назвали твое настоящее имя, если ты об этом. Немного рассказали, почему ты злишься на куэллистов. Об этом клоуне Джошуа Кемпе, против которого ты пошел.

Я снова отвернулся к набегающему морскому пейзажу.

– Я не пошел против него. Меня послали ему помочь. Разжечь охренительно великую революцию на комке грязи под названием Санкция IV.

– Да, они говорили.

– Ага, для этого меня послали. Пока – а так делал каждый, сука, революционер, которого я видел, – Джошуа Кемп не превратился в больного демагога ничем не лучше тех, кого он пытался сместить. И давай сразу кое с чем определимся, пока ты не наслушалась еще каких неокуэллистских доводов. Этот клоун Кемп, как ты выразилась, совершал каждое свое зверство, включая ядерный удар, во имя гребаной Куэллкрист Фальконер.

– Понимаю. Значит, ты еще пытаешься обвинить меня в действиях психопата, который воспользовался моим именем и парочкой эпиграмм энное количество столетий после того, как я умерла. Это, по-твоему, честно?

– Эй, ты сама хочешь быть Куэлл. Привыкай.

– Ты так говоришь, будто у меня был выбор.

Я вздохнул. Опустил взгляд на свои руки на перилах.

– А ты, значит, правда говорила с остальными, да? Что они тебе еще наплели? Революционная необходимость? Подчинение ходу истории? Что? Что такого смешного я сказал?

Улыбка улетучилась, скривилась в мину.

– Ничего. Ты не понимаешь главного, Ковач. Разве ты не видишь, что уже не важно, действительно ли я та, кем себя считаю, или нет? А если я просто фрагмент, неудачный набросок Куэллкрист Фальконер? В чем разница? Насколько я могу дотянуться, я вижу, что я Надя Макита. Что еще мне остается, кроме как жить ее жизнью?

– Может, тебе остается вернуть Сильви Осиме ее тело.

– Ну так вышло, что сейчас это невозможно, – огрызнулась она. – Верно?

Я посмотрел на нее.

– Не знаю. Верно?

– Ты думаешь, я ее где-то прячу? Ты что, не понимаешь? Все работает не так, – она схватила в пригоршню серебристые волосы и потянула. – Я не умею пользоваться этим говном. Осима разбирается в системах куда лучше меня. Она ушла туда , когда нас захватили харланцы, и оставила тело на автопилоте. Это она отправила сюда меня , когда ты пришел нас спасать.