Ли Фонда - Нефритовый город [litres]

Он позвонил Вуну в офис. Когда тот приехал, Лан встал, чтобы его поприветствовать.

– Ты много лет был моим другом, а в последние три года – отличным помощником, – сказал Лан. – С завтрашнего утра ты станешь Шелестом Равнинного клана.

Вун не был особенно потрясен этой новостью, но все равно полон благодарности.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – сказал он, склонившись. – Благодарю за честь, Лан-цзен. Я не подведу.

– В последние несколько месяцев я давал тебе более ответственные задания, и ты прекрасно справился. Ты готов, – сказал Лан, обняв его.

По правде говоря, он не был полностью уверен в этом заявлении и чувствовал, что Вун слегка не дорос до поста Шелеста, но он способный и верен клану, в этом Лан не сомневался. В любом случае, теперь выбора нет, Вуну придется соответствовать должности.

– Никому ни слова, пока я не дам на это разрешения завтра.

– Понимаю, Лан-цзен, – мрачновато ответил Вун, показывая, что прекрасно знает – он получил этот пост за счет чужого несчастья.

– Для клана настали трудные времена, ты должен быть готов быстро получить контроль над офисом Шелеста. Поезжай сегодня домой пораньше и как следует выспись, но сначала давай выпьем.

Лан вытащил из шкафчика бутылку и налил по бокалу хоцзи. Они молча выпили.

После того как Вун еще раз поблагодарил и ушел, Лан просмотрел бумаги на столе, не особо в них вникая. В последнее время он неважно себя чувствовал, и телом, и разумом. Физическая слабость усиливалась постоянной тревогой за клан, а теперь, понимая, что ближайшие сутки будут особенно тяжелыми, он никак не мог сосредоточиться.

Внимание Лана привлек конверт в нетронутой стопке почты. Колосс вытащил его и взглянул на обратный адрес – абонентский ящик в Степенланде. Письмо от Эйни. Лан провел пальцами по краям печати, желая и боясь его открыть. После развода они обменялись лишь несколькими письмами, дружелюбными, но больше похожими на деловые – улаживали дела, она объясняла, куда прислать вещи, и тому подобное. Но видеть ее почерк, мысленно слышать ее голос – это всегда портило Лану настроение. Как будто сегодня мало проблем. Он громко вздохнул.

Эйни сама призналась ему в измене. Один из людей Хило увидел, как она входит в жилое здание вместе с любовником, и зная, что секрет больше не утаить, Эйни рассказала все, прежде чем новости достигли Лана через Штыря.

– Пожалуйста, не убивай его, – шепотом взмолилась она, сидя на краю постели и зажав ладони коленями. – Он не кеконец и не понимает наших традиций. Я больше не буду с ним видеться и останусь с тобой или уеду, и ты никогда больше меня не увидишь – только скажи. Но пожалуйста, не убивай его. И не позволяй Хило это сделать. Это все, о чем я прошу.

Больше всего Лана опечалило, что эта просьба шла от сердца и подпитывалась подлинным страхом, ведь это значило, что за пять лет брака она так его и не узнала.

– Он действительно настолько лучше меня? – мрачно спросил Лан.

Эйни удивленно выгнула брови. Даже расстроенное, ее лицо в форме сердца обладало подлинной и ненавязчивой красотой.

– Конечно, нет. Но он не Колосс великого Равнинного клана. Он не отменяет планы на ужин, не ходит в окружении телохранителей, никто не приветствует его в публичных местах и не останавливает, чтобы попросить об одолжении для родственников. Он может вести себя глупо, поздно вставать и уезжать в отпуск, когда придет в голову, то есть делать все, что когда-то делали и мы.

– Ты всегда знала, что однажды я стану Колоссом, – обвиняющим тоном напомнил Лан. – Ты понимала, что будет именно так. Многие женщины с радостью вышли бы замуж за Колосса. И ты обещала мне то же самое.

Глаза Эйни наполнились слезами сожалений.

– Когда-то я была с тобой счастлива.

«Я мог бы заставить ее остаться, – подумал Лан с присущей кеконцам мстительностью. – В обмен на жизнь того иностранца она бы осталась и родила наследника клана».

Но, в конце концов, он не смог быть таким жестоким ни с ней, ни с самим собой.

Конверт в руках Лана был квадратным и жестким, как поздравительная открытка. Он выглядел довольно пухлым, как будто содержал длинное послание, в отличие от предыдущих. Лан представил, как читает длинное письмо от Эйни, в котором она раскаивается и просит принять ее обратно. Но скорее всего с полной благих намерений безжалостностью она пишет о том, что у нее все хорошо и желает ему того же, рассказывает о своем новом доме за границей, что видела и чем занимается с новым ухажером.

Лан засунул письмо в ящик стола. В любом случае, сейчас не время отвлекаться на печальные мысли о бывшей жене. Позже прочтет. Но письмо по-прежнему дразнило его из закрытого ящика, и потому Лан встал и вышел из дома. Был вечер пятницы, и оставалось еще много времени, чтобы вернуться и подождать звонка Хило.

Через час, даже после ужина и отдыха в «Божественной сирени», Лану не стало лучше. Он сел на край кровати и выкурил сигарету, вымучивая последние минуты спокойствия перед уходом.

– Что-то не так?

Юнни подобралась поближе и обхватила его голыми руками за шею, но Лан высвободился и встал. Он натянул брюки и пошел в ванную, где курились ароматические свечи. Там, под красноватым светом, он плеснул на лицо холодной воды и вытер полотенцем шею и грудь.

– Тебе правда нужно уходить? – уговаривала Юнни с кровати. – Вернись в постель. Останься на ночь.

Ей бы это понравилось. Она получала дополнительные деньги, если Лан оставался, это примирило бы ее с тем, что он стал реже приходить.

– Я хочу побыть один, – сказал Лан и добавил, не желая быть грубым: – Прошу тебя.

Искусный фасад без единого изъяна на мгновение дрогнул. Она скрестила руки на груди. Лан почувствовал ее негодование и обиду: да кем он ее считает? Уличной шлюхой? Где тот утонченный клиент, который получает удовольствие от пения и игры на арфе, от бесед и вина?

Но Юнни быстро овладела собой и поднялась с неторопливой грациозностью.

– Как пожелаете, Коул-цзен.

Юнни накинула халатик, сунула ноги в шлепанцы и направилась к двери, резко захлопнув ее за собой, чтобы показать раздражение. Лан не видел, как она уходит. Он надел часы и посмотрел, который час. Прямо в эту минуту три Кулака собирались схватить Юна Дорупона у двери его любимого борделя в неряшливом районе Монетка. Ирония в том, что и он, и Дору проводят вечер перед расплатой одинаково.

Когда Кулаки схватят Дору, они привезут его в секретное место. И тогда Хило позвонит Лану домой. Кулакам приказано не убивать Дору до прибытия Лана. Он дал четкие указания. Ему хотелось посмотреть в лицо человеку, которого он считал дядей, и спросить, почему после стольких лет верной службы тот предал клан. Лану предстояло решить судьбу Шелеста, поступить не менее мудро, чем поступил бы Коул Сен.