Виктор Тюрин - Чужой среди своих

– Остались. Хм. Быстро обустроились, гады, – негромко сказал Мирошниченко, глядя в бинокль. – Все остальные фрицы, наверное, набились в палатку и сейчас греются у печки.

Здесь, на опушке, было заметно холоднее, чем в глубине леса, к тому же чувствовался легкий ветерок, который заставлял нас ежиться, совсем как немцев-часовых. Вдруг где-то заливисто залаяли собаки, затем раздался выстрел, за ним другой, третий. Потом до нас донеслись крики. Часовые насторожились и прислушались. На звуки выстрелов из одной из палаток сразу вывалились шестеро фрицев, которые настороженно уставились в сторону леса. Один из часовых что-то сказал им, а затем для пущей убедительности махнул рукой: идите, ничего страшного. Негромко переговариваясь, те снова исчезли в палатке.

– Отойдем обратно в лес, а затем обойдем по дуге. Направление мы знаем, – предложил я план действий.

– Так и сделаем, – подтвердил лейтенант.

Пока мы осторожно пробирались по лесу, мое ухо делило звуки надвое. Первые – шум охоты: стрельба, крики и лай собак; вторые – лесные звуки: вроде шороха падающего с веток пласта снега, стука дятла или треска коры. Вдруг Мирошниченко поднял предостерегающе руку и замер. Я настороженно прислушался. Ничего. Только повернул голову, чтобы спросить, в чем дело, как до меня донесся запах табачного дыма. Кто-то недалеко от нас курил.

«Видно, солдат, стоящий в оцеплении…» – но мысль сразу сбилась, стоило мне услышать легкие шаги в нашем направлении. Мы сразу присели, наполовину прикрытые широкими лапами ели. Наши белые маскхалаты сливались со снегом, лежащим плотным слоем на земле и деревьях. До определенного момента мне была не видна фигура немецкого солдата, пока тот не появился в просвете между деревьями.

«Хм. А это, собственно, кто такой?»

Тулуп, валенки, треух. Если бы в довершение картины он держал дробовик, то я бы сразу подумал, что это охотник, приехавший с немцами, но у него на поясе болтался немецкий подсумок, а с плеча свисала немецкая винтовка.

«Партизан?! Здесь?!»

Можно было подумать и так, вот только он шел не крадучись, а довольно уверенно, и только изредка оглядывался по сторонам. Остановился, затем с минуту стоял, прислушивался, потом последний раз затянулся и, бросив догоревшую самокрутку в снег, зашагал в сторону охоты.

– Полицай? – шепотом спросил я.

– Похоже, – с явным сомнением в голосе ответил мне Мирошниченко. – Но все равно как-то странно. Полицаи леса как огня боятся, а этот… гм… как дома себя чувствует.

Выждав несколько минут, мы осторожно двинулись за ним, останавливаясь и замирая при малейшем звуке. Остановились, только когда увидели в просвете деревьев серо-зеленые шинели немецких солдат, стоящих в оцеплении. Выстрелов не было, лай собак затих, они теперь только изредка тявкали, зато были слышны громкие голоса подвыпивших немцев, которые хвастались друг перед другом своими охотничьими успехами. Как стало понятно из разговоров, продолжение банкета должно произойти в палатке у машин, где повар должен был приготовить им какое-то особое блюдо из подстреленного ими оленя.

Спустя полчаса офицеры-охотники, в окружении солдат, двинулись в обратный путь. Среди всей этой словесной шелухи мы уделили серьезное внимание только одному короткому разговору немецкого майора и полицая. Он привлек нас еще тем, что немец свободно говорил по-русски.

– Галушкин!

– Слушаюсь, господин майор!

– Передашь Гоноровскому, чтобы был у меня в десять утра.

– Так точно, господин майор! Передам всенепременно пану Стефану!

– Свободен!

Когда мы передали содержание разговора командиру, тот думал недолго.

– Судя по всему, это ягдкоманда. Каратели. Стефан Гоноровский. Запомню. Здесь, в Западной Беларуси, много поляков. Также можно предположить, что этот отряд и есть причина гибели наших разведгрупп. Как ты думаешь, Володя?

– Вполне возможно, командир. Среди них хватает националистов и врагов Советской власти. Этот пан точно из таких!

Не успели мы устроиться на ночь, как началась пурга. Снег даже не падал, он многочисленными вихрями крутился среди деревьев. Укрытые с ног до головы парашютами, мы спокойно и даже в тепле провели эту ночь. Правда, утром пришлось откапываться и вытаптывать площадку. С деревьев то и дело на голову падали пласты снега, и было только слышно, как трещат на морозе деревья.

Увязая в снегу по колено, подобрались к большаку. Нам нужен был язык. Им стал крестьянин, ехавший в санях. Назвался Михасем Бурко. Перепуганный до смерти, сбиваясь с русского на белорусский язык, мужик рассказал нам, что немцев в деревнях нет, но при этом в районе они крепко держали власть в своих руках, благодаря карательному отряду пана Стефана. Они появились около года тому назад. Сначала их было полтора десятка, но уже сейчас стало намного больше. Точного числа карателей крестьянин, ясное дело, не знал. С самого начала они расстреляли всех тех, кто имел хоть какое-то отношение к советской власти, потом, по слухам, уничтожили в лесах две небольшие группы партизан и каких-то парашютистов. У Гоноровского в каждой деревне свои люди есть. Зверствуют они не так чтобы сильно, но если в чем-то провинился, то пощады не жди. Пытают, мучают, а потом расстреливают, как самого виновника, так и всю его семью. Получив первичную информацию, мы отпустили крестьянина, при этом предупредив, что за длинный язык пытать мы никого не будем, а вот пулю пустить в лоб – это запросто сделаем.

Теперь нам нужен был транспорт. Мы настроились на долгое ожидание, но удача не покинула нас. Благодаря «отряду Гоноровского», уничтожившему партизанское движение в зародыше, немцы здесь оказались непуганые и легко поддались на простейшую уловку под названием «патруль на дороге». Трупы солдата-водителя и фельдфебеля-связиста скинули в овраг и забросали снегом, потом погрузились в машину и поехали.

Спустя полчаса показалась деревня, которую нам надо было объехать, но накатанный путь лежал именно через нее, а ехать по снежной целине (до этого дня снег шел не переставая и теперь лежал на земле толстым слоем, скрывая все неровности почвы) было опасно и тактически неправильно. Что это за чокнутые фрицы, которые по нормальным дорогам не ездят? Въехать мы въехали, но неожиданно в центре села наткнулись на толпу местных жителей. Люди, увидев машину с немцами, бросали на нас угрюмые взгляды, а потом переводили их на двух мужчин, женщину и двоих мальчишек-подростков, стоящих у крыльца большого дома. Все они были сильно избиты. За их спиной, на крыльце, стоял в белом расстегнутом полушубке мужчина в окружении трех вооруженных людей. Между пленниками и местными жителями находилось еще восемь охранников, с винтовками в руках. Нетрудно было понять, что это те самые каратели, о которых рассказал нам крестьянин.