Олег Дивов - День коронации [антология]

Представитель Вавилона протянул ему папку с одним-единственным листком: подпиши, поставь свое монаршее благословение над тем, что ты все равно не можешь изменить. Потому что необратимый процесс перезапуска начался сутки назад.

Но самодержец, подержав в руке дорогую старинную ручку, «Паркер», так и не поставил своего росчерка.

В космосе нет атеистов: когда ты чувствуешь, как земля или то, что ее заменяет, например пол с ковровым покрытием, уходит у тебя из-под ног, когда желудок подскакивает к горлу, а кровь отказывается струиться по венам и артериям так, как ей положено, поневоле начинаешь молиться гораздо усерднее, чем вычитывая привычное утреннее правило.

Изуродованная и обескровленная Земля приближалась к Николаю III неумолимо. Ник уже видел очертания Европы, видел серую пустыню, казалось, непоправимо изуродованную последней войной. Не по такой ли пустыне водил Моисей свой народ, прежде чем привести его к Земле Обетованной.

Ник знал, что никогда не привыкнет к этой России. Просто не успеет, потому что… Сколько он протянет вместе со своим народом, который был обречен на вымирание? Неделю? Месяц? Час? Родина встретила его песчаной бурей… Он сделал несколько шагов по направлению к тому месту, где, по его расчетам, должно было находиться одно из убежищ. Если он ошибся… что ж… Его путь к месту казни будет короче, чем он думал.

Через шестнадцать лет его сын Станислав станет полноценным монархом. Станет ли он настоящим правителем? Этого Ник знать уже не мог. Будет ли он стыдиться своего отца, который в ночь после коронации просто сбежал от власти, сбежал от ответственности, передав трон малолетнему наследнику? Наверняка… Ника это не беспокоило. Потому что он совершил единственный поступок, достойный настоящего монарха: разделить со своим народом его ужасную судьбу…

Еженедельный обзор был завершен и отправлен. Ольга выключила терминал и потянулась в кресле. Глянула в окно – сквозь тучи, плотно обложившие небо, лишь в одном месте высверкивал лучик закатного солнца. Через пару дней – теплое море, горячий песок и никаких сидений на работе заполночь, когда и начальство гонит домой, и в глазах песок, а в извилинах клубок, а тема постепенно раскрывается, ниточка вдруг тянет другую, клубок разматывается…

У нее, как и у каждого сотрудника аналитического отдела Департамента по надзору, отдельный кабинет. «Со всеми удобствами», как подтрунивал Витька-Китаец, когда они случайно пересекались у лифтов в холле после работы. И отпуск строго месяц, безотносительно намерений и настроения.

«У вас к концу отдыха просто ломка должна начинаться из-за безделья», – пояснили ей в кадрах, когда переводили из стажеров в отдел. И впрямь, мозги, утомленные ничегонеделанием, после возвращения на службу вдруг показывали такие чудеса интуиции, прозрения, погружения в глубины и воспарения к высям, что начальству приходилось порой сдерживать порывы сотрудников докапываться до следов, чреватых большими скандалами.

Ольга уже снимала пуховик с вешалки, когда тренькнул браслет навигатора.

– Скобелева, ма шери, зайди на минутку, если еще не ушла! – Референт время от времени обращался к ней с прононсом. Знал, что ее это бесит, но почему-то считал беззлобным поддразниваем.

– Ушла, совсем ушла! – огрызнулась Ольга.

– Так и передать Наталье Викторовне?

– Иду уже, Степан, – вздохнула Ольга, возвращая пуховик на место.

В предбаннике референт ткнул пальцем в сторону кресла для посетителей у журнального столика и, не спрашивая, придвинул вазу с печеньем. Зашипел кофейный агрегат, и со словами «без сахара, как всегда» Степан соорудил ей капучино со щедрой горой взбитых сливок.

Пока Ольга, прихлебывая обжигающий напиток, хрустела печеньем, референт что-то шептал в навигатор. Судя по словам, которые можно было разобрать, он оправдывался перед кем-то за опоздание, мол, БО не отпускает, и как только, так сразу…

Когда Ольга перевернула по привычке чашку, он буркнул в коммуникатор «Скобелева здесь», дождался ответа и мотнул головой в сторону кабинета.

Наталью Викторовну сотрудники, да и не только они, за глаза называли «БО» – Божий Одуванчик. Действительно, при виде милой сухощавой старушки в мешковатом одеянии, со старомодным париком цвета соли с перцем и большими очками, явно из антиквариата, именно такой образ возникал при виде, как она семенит по длинным переходам департамента.

Другие, правда, уверяли, что правильно – Большая Обманщица, поскольку внешность абсолютно не соответствовала сущности – жесткой, решительной и бескомпромиссной. Как-то Ольга случайно подслушала разговор в столовой, там начальницу обозвали «Баба-Огонь». Много позже она узнала, что лет двадцать тому назад, в бытность переводчицей, Наталья Степановна предотвратила покушение на недавно короновавшегося государя.

Рассказывали, не ручаясь за достоверность, что она была при какой-то делегации, в которую затесался смертник с бомбой. Будто бы по каким-то мельчайшим деталям она поняла, что дело нечисто, и во время приема шандарахнула его по голове тяжелым канделябром с горящими декоративными свечами. Тут же ее повязали, но, когда занялись пострадавшим, к ужасу охраны, под расшитым золотом халатом оказался жилет из пластита, нашпигованный керамическими шариками. В общем, личное дворянство, годы работы невесть где и невесть в каком качестве, а после вступления в пенсионный возраст – должность в департаменте. Аналитический отдел тогда был чем-то вроде синекуры, на вторых и даже третьих ролях. Но с ее приходом вскоре работы у наблюдателей и уполномоченных резко прибавилось, упущения прошлых лет всплыли на поверхность, благоухая непотребно, словом, отдел стал чем-то вроде элиты департамента.

Войдя в кабинет, Ольга увидела, что рядом с начальницей сидит высокий мужчина в рясе и перебирает какие-то бумаги.

– Ага, – сказала Наталья Викторовна, – а вот и наша Оленька. Знакомься, это отец Михаил, а это Скобелева, одна из лучших в нашей обойме.

– Душевно рад знакомству, – сказал отец Михаил. – Наслышан о ваших прошлогодних приключениях.

«Это от кого же наслышаны?» – хотела спросить Ольга, но передумала. «Наверно, Витька растрепал, как мы вляпались в разборки между кланами и прятались в бункере».

Между тем священник собрал со стола бумаги, книги, какие-то альбомы и диски в картонный ящик и вопросительно посмотрел на Наталью Викторовну.

– М-да, – сказала БО, поправляя очки. – Я так понимаю, что с завтрашнего дня ты уже в отпуске. Давненько я не была в Греции. Бросить бы все и на острова…

– Так мне сдать билеты? – спросила Ольга. – Могу на осень перенести.