Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

— Парсифаль! Я к тебе обращаюсь! Ты спишь или что?

Он резко поднял голову, вырванный из глубины мечтаний. И испугался. Явно разгневанный отец был в сопровождении двух рыцарей, старшего и младшего. Младшего, с угловатым лицом, украшенным белым шрамом, Парсифаль не знал. Старший был благородный Альбрехт фон Гакеборн, хозяин Пшевоза, родитель Сюзанны. «Я пропал, — мелькнула в голове Парсифаля трусливая мысль. — Конец мне. Сейчас меня обручат. И тут же женят. Прощай, красивая Офка…»

— Я отдаю тебя, — господин Тристрам Рахенау говорил в нос, как всегда, когда был недоволен, — в оруженосцы господину Эгберту де Кассель из Копаньца. Господин Эгберт — человек военный, а война с гуситами на носу. Служи верно, бейся мужественно, береги благородную честь и, даст Бог, заслужишь пояс и шпоры. Только смотри, молокосос, не опозорь меня и род.

Парсифаль сглотнул слюну. Ему давно было обещано, что он будет служить оруженосцем в Клодзке, у пана Путы из Частоловиц, плечом к плечу со своим приятелем Скворчонком Барутом. Однако он слишком хорошо знал отца, чтобы не только словом, но хоть бы дрожанием век выразить возражение. Он низко поклонился рыцарю со шрамом.

— Не позже, чем через пять дней, — сухо сказал Эгберт де Кассель, — явишься в Копанец, конный и вооруженный. Ясно?

— Так точно.

— О-о-о, — всплеснула руками при его появлении Эленча из Скалки. — Парсифаль! На коне? Вооруженный с ног до головы? На войну едешь, или как?

— А то! — Он слегка надулся. — Дан приказ, так что должен ехать. Родина в опасности. Говорят, гуситы снова на нападение настроены.

Эленча посмотрела на него из-под век, вздохнула. «Всегда вздыхает, когда вспоминают гуситов. Наверное, не без причины. Слухи ходят, что девушка испытала обиду от гуситов. Пани Дзержка никогда прямо об этом не говорила, но что-то здесь есть».

— Мне выпала дорога через Скалку. — Он выпрямился в седле, поправил изысканный шаперон. — Вот я и надумал заглянуть. Справиться о здоровье пани Дзержки…

— Спаси Боже, — сказала Дзержка де Вирсинг. — Благодарю за заботу, молодой господин Рахенау.

Она переступила порог с большим трудом, опираясь на костыль, было видно, что каждое движение стоит ей больших усилий. Она, как он заметил, всё еще была не в состоянии выпрямить спину. «Это и так чудо, что она уже подымается с постели, — подумал он. — Ведь с нападения прошло всего лишь два месяца». Скалка по-прежнему была в процессе восстановления. Стропила над новой конюшней всё еще не покрывала крыша. Продолжалась работа на новых овинах и сараях.

— Отец велел сказать вам, пани, чтобы вы не боялись. — Парсифаль снова поправил шаперон. Его надела на него мать, а он никак не мог привыкнуть. — Вас охраняет соседский ландфрид, если вас кто-то попробует тронуть, будет иметь дело со всеми местными рыцарями.

— Премного благодарю… — Дзержка выпрямилась насколько могла, закрывая глаза от боли. — А ты служить оруженосцем едешь? Можно спросить, у кого?

— У благородного рыцаря Эгберта де Кассель.

— Хозяина Копаньца. — Дзержка знала в Силезии почти всех. — Это воинственный рыцарь, иногда даже слишком. Родственник Гакеборнов из Пшевоза.

«А ведь так, — мысленно охнул Парсифаль. — Ведь эта служба — это не что иное, как вступление к помолвке».

— Господин де Кассель, — говорила дальше Дзержка, — это также хороший знакомый нашего инквизитора, преподобного Гжегожа Гейнче. Они дружат. Ты не знал об этом? Ну, так уже знаешь. А на чем ты верхом на службу отправляешься, парень? На фризском жеребце? Неплохой скакун, неплохой… Но под вьюки. Сядешь на лучшего.

— Госпожа… Мне не пристало…

— Ни слова. Я вам кое-чем обязана, твоему отцу и тебе. Разреши мне хоть лошадкой отблагодарить.

Инквизитор Гжегож Гейнче продефилировал вместе с Эгбертом де Кассель перед дружиною, меряя каждого из вооруженных внимательным взглядом. Перед Парсифалем он остановил коня.

— Новичок, — представил его де Кассель. — Молодой Рахенау, сын господина Тристрама из Букова.

— Я так и предполагал, — кивнул головой инквизитор. — Потому что сходство поразительное. А конь, ха, превосходный, видно, что настоящей кастильской крови. Держу пари, что из скалецкого табуна. От Дзержки де Вирсинг, вдовы Збылюты Лелевиты.

— Буков Рахенау, — пояснил де Кассель, — со Скалкой по-соседски. Господин Тристрам ее милости Дзержке пришел на выручку… Когда случилось то нападение, знаете…

— Знаю, — оборвал Гейнче, глядя Парсифалю прямо в глаза. — Дзержка уже дважды смерти избежала… И вот, ты, парень, на коне, полученным от нее… Удивительно сплетаются судьбы, удивительно… Командуй отправление, Эгберт.

— Слушаюсь, ваше преподобие.

«Идем как на войну, — подумал Парсифаль. — Военным строем, в доспехах и со снаряжением, с оружием в руках, под строгим военным командованием и дисциплиной. Достаточно посмотреть на лица рыцаря Эгберта и инквизитора, на лица армигеров, на инквизиторских кнехтов, настраивающих самострелы. Идем в бой. Вчера мне снились кровь и огонь… Наверняка будем биться. И не где-то на границе, но скорее здесь, в самом сердце Силезии, около стшегомского тракта, недалеко от села…»

— Село Хмельно, — показал Эгберт де Кассель. — И корчма. Точно так, как в доносе. Что прикажешь, Гжегож?

— Окружить.

Пел петух. Лаяли собаки. Утки крякали, плещась в болоте. Пел дрозд, жужжали пчелы, гудели мухи на гноище, а солнышко светило, аж душа радовалась. Мужик, который только что вышел из уборной, резко попятился при виде вооруженных и скрылся за дверью с вырезанным сердечком. Баба в платке бросила грабли и что есть силы бежала, подбирая бьющую по ногам юбку. Детвора с восторгом пялилась на оружие, обмундирование и снаряжение армигеров и кнехтов из Копаньца, которые окружали дома. Парсифаль занял определенную ему позицию. Он вытер о плащ потные ладони, зря, потому что они тут же вспотели снова.

— Урбан Горн! — громко и звонко закричал инквизитор Гжегож Гейнче. — Выходи!

Никакой реакции. Парсифаль сглотнул слюну, подтянул пояс, нащупал рукоятку меча.

— Урбан Горн! Корчма окружена! У тебя нет никаких шансов. Выходи по доброй воле!

— Кто зовет? — донеслось изнутри, из-за приоткрытого окна.

— Гжегож Гейнче, inquisitor папский! И доблестный рыцарь Эгберт де Кассель из Копаньца!

Двери корчмы скрипнули, приоткрылись. Кнехты подняли самострелы, де Кассель успокоил их жестом и ворчанием.

На пороге стоял мужчина в коротком сером плаще, стянутом блестящей пряжкой, в приталенном, обшитом серебром вамсе, и в высоких сафьяновых сапогах. На голове у мужчины был черный атласный шаперон, еще более замысловатый, чем у Парсифаля, с еще более длинным и изысканней закрученным хвостом.