Александр Афанасьев - Экспедитор

Сомяра развел по понятиям – отдали сто патронов 7,62*39 и прошли. Даже дешево – за две машины и столько рыл со стволами…

Дальше был мрак…

В смысле, базар – вокзал типа, если привык к такому – то не страшно уже. Но в таких местах ты кожей чувствуешь, что упорешь косяк или просто проявишь слабость – и на тебя кинутся все.

Не блатных в городе нет. Только бабы да шестерня – это те, кто прислуживает блатным, их можно узнать по рваной одежде и повадкам забитой собаки. Любой может сделать что угодно, единственно – потом придется тереть с хозяином.

Через каждые три дома – какая-то забегаловка, подчас самая примитивная. Около нее – машины, даже без топлива, сидят на корточках мэны, музыка играет. Возраст самый разный – от засиженных стариков до совсем еще шпаны. Большинство – лет двадцать, тридцать. Повадки почти у всех – сидявые.

Откуда тут это все?

Еще до того… до всего этого, короче, я, когда учился в школке, нас пугали беспределами в Казани, мол, там на улице и убить могут. Потом к нам в школу пришел парнишка как раз с Казани, Равиль его звали. Нормальный пацан, не быковатый. Но время от времени… например, он рассказывал, что как-то раз, чтобы отомстить учительнице, он улучил момент и нассал ей в сумку. Мы тоже были не ангелами… наш класс установил годовой рекорд школы, сорвали восемнадцать уроков, дошло до того, что завели специальный дневник по поведению всего класса, и староста класса после каждого урока подавала дневник учителю, чтобы тот вписал мнение о нашем поведении… хотя ни хрена это ничего не дало, если честно. Но нассать в сумку… как-то нам в голову не приходило сделать такое. А Равиль рассказывал, что учителя можно и избить… мы только удивлялись суровости казанских нравов.

Потом были девяностые и Хади-Такташ, известные даже в Москве. Потом – пошли нулевые и новые темы – например, в Набережных Челнах открыли медресе и там почему-то стали преподавать галимые ваххабиты. Потом пошел и межнац – хотели татарский включить в ЕГЭ, центр не дал, тогда начались просто угрозы – не сдадите татарский, на второй год оставим. Я это от Алисы знал – она много чего порассказала о прикладном национализме титульной нации. Короче говоря, весело тут всегда было.

Но сейчас стало совсем весело.

Вон, сидят торчки, клей, видать, нюхают с пакета. Значит, точка тут…

Короче, дошли до рынка, не мудрствуя лукаво, спросили, кто смотрящий и где его найти можно. Вопрос конкретный, не ответить нам на него не могли, провели в вагончик. Там сидел деловар такой, пиво пил.

– Откуда? – коротко осведомился он.

– С «КамАЗа».

– Пятнадцать за точку в день, если шмот. Жратва – двадцать пять, – конкретно объявил он.

– Нам не торговать, нам пройти. Мост цел?

Смотряга почесал лысую голову.

– Цел, если ушлепки бородатые с той стороны не разобрали. Чего везешь?

– Семь тепловозов, одиннадцать вагонов. Но товара нет почти, тепловозы и вагоны и есть товар.

Смотряга явно озадачился.

– Это считать надо.

– Так считай.

Разговор закончился, не успев начаться – зашел пацан с автоматом, пошептал на ухо смотряге. Тот взглянул на меня совсем по-другому – с уважением и страхом.

– Тебя люди Бесо Большого ищут.

Понятия не имею, что ему от меня надо. Но и показывать это нельзя.

– Где они?

– Витя проводит…

Бесо, смотрящий здешний, то есть смотрящий по всему анклаву, расположился очень правильно – в трехэтажном дворце канашского отделения Сбербанка, прямо рядом с вокзалом. Все правильно – и здание укрепленное, и отстреливаться на все стороны можно, и торг рядом. Около здания вперемежку стояли джипы, БРДМ и БТРы, чуть дальше дымил паровоз. Это самодельная электростанция, паровоз явно с резерва взяли.

А вон стоит – целый «Мерседес Гелендваген», да не один. Это машины Бесо.

Бесо я лично не знал, но про него слышал, как и про других выживших законников – на Нижнем много о нем говорили. Говорили, что он бывший борец, в молодости один раз от десятка торпед отмахался, которые пришли его изнасиловать, а одному голову оторвал. Принадлежал к группе Деда Хасана. Еще говорили, что он сильно ненавидит мусульман – потому что у него брат ислам принял, поехал куда-то на джихад и погиб. Говорили, что за это Бесо нашел проповедника, который заставил его брата принять ислам, и сбросил его с крыши шестнадцатиэтажного дома, а перед этим заставил смотреть, как сбрасывают его жену, родителей и детей.

Короче, не тот человек, которого с легкими сердцем в гости пригласишь.

Рядом с бывшим Сбербанком, огороженным новым забором, тусовались торпеды, я машинально определил, что автоматы у них наши, новоделы. Понятно, в Нижнем и купили. Ясный перец, мы не знаем, кому в конечном итоге наши автоматы в руки попадают, и понятно, что часть попадает к блатным.

Но все равно неприятно.

«Паджеро» провожатых зашел первым. Мы остались на внешнем периметре – внутрь вообще лучше не соваться.

– Предел внимания всем! – сказал я, потому что больше сказать было нечего.

И пошел внутрь.

Внутри было стерильно чисто. По нашим временам, просто удивительно, как чисто. Видать, Бесо вор старой закалки, они и камеру требуют с мылом мыть…

Братва тут. На меня посматривают… нехорошо, но все же без особой агрессии. Скажет Бесо кинуться – они кинутся. А так я для них барыга. Существо второго сорта, которое должно жить и платить.

Точнее, платить и жить…

Бесо сидел в кабинете начальника отделения банка, пил чай. Рядом с ним какой-то парнишка был, он тут же подхватился и вышел.

– Доброго здоровья, – сказал я.

Воровское приветствие я знаю – но не скажу.

– Как гонят? – спросил Бесо, прихлебывывая чай.

– Старшой. Иногда Кабаном.

– Старшой… с Ижевска?

– С него.

– Нехорошо там живете… без понятий.

– Как есть.

Бесо прищурился.

– За инфу что дашь?

– Смотря какую.

– Сейчас узнаешь.

Бесо что-то крикнул по-грузински… плохо, кстати, что язык не знаю, может, он крикнул мочилово начинать. Подбежал парень, Бесо ему что-то начал говорить, тот отвечал по-грузински: «Хо, батоно!» Потом убежал.

– Племяш мой внучатый, – прокомментировал Бесо, – дельный парнишка. Компьютер знает, да. Мы ему рабочий нашли, он учет сам ведет, в делах порядок.

Я вежливо кивнул. Мог бы спросить – а как же закон, по которому вор не должен иметь семьи, – но не спросил. Ни к чему это.

– Что за инфа?

– Сейчас, Давид распечатает, узнаешь. Он у меня умный малый, все записывает, да.

Вернулся парнишка. В руке у него был лист бумаги, дурной, желтый, распечатанный на матричном принтере. Давид протянул его Бесо, тот показал глазами на меня – и парень протянул листок мне.

Я посмотрел на листок и почувствовал, как внутри становится холодно… где-то в животе.