Ричард Кирк - Необходимые монстры

Он должен предупредить Радужника о беде, которой обернулся уход от Сифорта. Если бы Эндрю вернулся, он послал бы мальчишку известить Радужника на Полотняном Дворе. Тот его нашёл бы. Мох полностью полагался на сообразительность Эндрю, пусть и не совсем доверял его прямоте. Нужно было как можно скорее выяснить, что с Имоджин. Если она жива, то следовало знать об этом, чтобы найти способ ей помочь.

Он присел на ящик и, успокаиваясь, подпёр голову руками. Казалось, с каждым шагом удача отворачивалась от него всё больше. Он подтянул рукав и потёр наколку красной миноги, словно бы ту можно было стереть большим пальцем. Агнец стукнул Сифорту? Может быть, Агнец как-то узнал, что Имоджин взялась действовать у него за спиной, и теперь карает их обоих. Если бы Мох не сбежал, в результате исполнилось бы обещание Агнца засадить его обратно в тюрьму. Человек, поджёгший дом другого человека, не стал бы действовать таким окольным путём. Деньги шли Шторму. Коллекционер выигрывал больше всех. Разоблачение Моха сделало бы Шторма героем для Сифорта. Как воображал Шторм, Сифорт просто без сомнения был бы готов вознаградить его за усердие – книгой какой-нибудь сверхценной или рисунком-раритетом. Слепив подходящую версию, Мох прилёг на ящик. Солома провоняла кошачьей мочой, но он провалился в сон, будто лежал на свежих простынях из хлопка.

Разбудило его царапанье по стене. Тело сползло на землю, голова скособочилась на неудобно согнутой шее. Он распрямил её, для чего потребовалось усилие, будто глубоко внутри шеи засела не поддававшаяся проволока. Осознание того, что он попал в дурную переделку, вернулось. Он откашлялся и сплюнул в угол, расправляя одежду. Сырости он терпеть не мог. Она проникала сквозь одежду и покрывала кожу склизкой пленкой. От рук его исходил запах грибов. Разминая пальцы, он решил дольше не ждать. Что бы ни ждало его там, за дверью, это было лучше, чем стать источником для бурного роста подвальной нечисти. Будто в подтверждение его мыслей три крысы (несомненный источник царапанья) пробежали по стене одна за другой. Они останавливались каждые несколько секунд, принюхивались к воздуху, подрагивая усиками. Крысы уже привыкли к его присутствию: лишнее напоминание о том, как много прошло времени. Ругань заставила их засеменить друг за другом, но ушли они не так далеко, как Мох рассчитывал или как ему хотелось бы. Сколько времени пролежал он на земле? Забитый нос и тяжесть в конечностях подсказывали – немало часов, но он понимал, что изоляция и неудобство способны обмануть тело.

Опираясь на ящик, Мох поднялся на ноги. Даже если бы нога была здоровой, всё равно скат шёл слишком круто вверх и на нём было слишком много пыли. Мох глянул, ища иной выход, и обнаружил неприглядную дверку там, где в ряд стояли несколько мешков с углём. Пять шагов – и он доберётся до них, пять шагов, на которые следовало решиться. Мох сделал глубокий вдох, наполнив рот едкой пылью. Пять шагов. Он поднял ногу, чтобы сделать первый, и выругался, прижав кулак ко лбу.

– Йоооооо! – завопил он. Раздувая ноздри, бросился к стене и ухватил камень. Боль от голени взвилась и так ударила внутри головы, что он задержался, широко раскрыв глаза, ожидая, что последует ещё большая невралгическая мерзость. Когда этого не случилось, он выдохнул и потащился к своей цели, опираясь на стену. Мышца голени утихла, зато брючина отлепилась от едва затянувшейся раны, и по лодыжке потекла кровь. Он набрался упорства и добрался до дверцы. В щели под ней светилась жёлтая полоска света, но даже с ухом у дерева он не слышал в соседней комнате ровно ничего. Один, два, три. Мох ухватился за засов. Дверца раскрылась смолистой пастью. Тёплый кухонный воздух окутал его.

Шлепанцы поколений хлебопеков и постоянная мучная пыль превратили пол в такую же волнистую поверхность, как известняковое русло реки. Стены из того же камня, что и подвал, были увешаны почерневшими кастрюлями и сковородками. Ножи, скалки, лопаточки, ложки и ковши висели неопрятными рядами или кучками лежали на полу. Чугунная плита, топившаяся углём, была вделана в печь из кирпича, которая оказалась выше Моха. Многочисленные её дверки, решётки и трубы закручивались в нечто биологически сложное. То был гаргантюанский тролль со множеством ртов, и его лихорадочное дыхание сделалось источником жара на щеках Моха.

Оливер стоял перед плитой, во рту торчала дымящаяся трубка. Дым свивался вокруг него в зловредную, личную атмосферу. Под глазами провисли мешки. На нём были чёрные брюки и белая рубашка, а поверх сизо-серое пальто. Несмотря на свою нарочитую позу, пребывал он в состоянии подавленного раздражения и даже нервничал. Фигура его создавала впечатление, будто держится она прямо одним лишь величайшим проявлением воли. Пальцы Оливера барабанили по бёдрам, а левая птичья лапа постукивала, как ножной привод швейной машинки.

Мох дохромал до стула и ухватился за его спинку. Первым его позывом было швырнуть стул в Оливера. Вместо этого он превратил его в подпорку, перенеся всю тяжесть на здоровую ногу. Он мог только вообразить себе, до чего же Оливер радуется его трудностям. Прекрасный наряд Сифорта был загублен. Изящные выточки и тщательная строчка не были рассчитаны на перестрелку и угольные скаты. Брюки вытянулись в коленях, у пиджака разодрано левое плечо, а сорочка насквозь пропиталась потом, кругом пятна от крови и угольной пыли. Что-то чесалось под левым глазом, заставляя его дёргаться, но Мох был слишком измотан, чтобы обращать на это внимание.

– Оливер. Какое совпадение, – выговорил он. Во рту было сухо, угольная грязь забилась меж зубов. – Случайно проходил мимо?

Оливер выпустил клуб синего дыма, прикончив его нетерпеливым вздохом.

– Мальчишка получил порку, которую не забудет до конца жизни. Он перепутал свои привязанности. Но в конце концов рассказал мне, где ты прячешься. У меня под носом, ни много ни мало.

– Ну ты и подонок.

– Мне врать нельзя.

– Ты избил его.

– Мох, у тебя слабинка есть. Всегда была. И до чего тебя это довело?

– Тебе что, всё равно, что он ребёнок? Как ты можешь быть таким бесчувственным?

– Как ты можешь быть таким нелепым? Он – уличное отребье, как все мы были отребьем в его возрасте. Тебе стоило бы помнить, откуда ты вышел, Мох. И потом, что тебе по-настоящему известно об этом паршивце? Ничего. Путаешь ему мозги книжками, вот что ты делаешь.

– Странно слышать такое от торговца книгами, – заметил Мох.

– Чушь! Книги – это товар. Идеи приходят и уходят, мир же в основе своей никогда не меняется. – Оливер откинул голову, бросая вызов. – Не думай, что мне неизвестно, чем ты занимался. Книги. Что эти чёртовы книги тебе дали?