Ричард Кирк - Необходимые монстры

Мох очень постарался поудобнее устроить постель и разжег небольшой очаг. Когда в комнате стало тепло, он перенёс Имоджин наверх и положил в одеяла. Из одежды, которой уже не нужно было укрывать, он соорудил подобие подушки и подложил её девушке под голову. Та была без сознания уже несколько часов, и Мох опасался, что она не переживёт ночь. Он лёг с нею рядом, дав обещание, что больше от неё не отойдёт.

Утром солнце пробилось в комнату. По лицам кукол двигались тени, на мгновение придавая им жизнь. Должно быть, подобное представление разыгрывалось много раз в такие дни за годы, пока дом стоял заброшенным. Было ясно, что кукольник покинул его в спешке. Высылки с острова Козодоя были скорыми и грубыми, и нигде они не были скорее и грубее, чем в сельских районах, на землях которых семьи жили столетиями. Мох лишь вообразить мог, на что это было похоже: кукольника выпроваживают из дома, хранилища дела его жизни, а то и в самом деле стволами винтовок подталкивают – вот как это происходило.

К середине дня комната опять погрузилась в сумрак, когда подоспел новый снежный фронт. Мох поел индейки с печеньями из своей котомки. Ранним вечером он опять лёг на кровать рядом с Имоджин и смотрел за игрой пламени на стенах.

В течение дня собаки и свист как-то выпали из его сознания, словно воспоминание о дурном сне. Теперь же, когда вновь стемнело, раздайся эти зловещие звуки снова, не было бы в них для него ничего приятного. Когда час спустя они раздались, Мох ощутил всю тяжесть прежнего страха, напавшего на него. Кто-то ходил там, снаружи, и ходившие знали, что он тут и Имоджин с ним. Мох не сомневался в том, что мелькнувшая тогда фигурка видела, как он внёс Имоджин в дом. Была ли это Элизабет? Эхо? Он выбрался из постели и выглянул в окно. За домом на бесплодном просторе никто не подавал признаков жизни. Отпустив замызганную занавеску, он вернулся к кровати. На этот раз ложиться в постель не стал, а пристроился на краешке. Если бы кто-то вошёл в комнату, он увидел бы их и ударил первым.

Проходили часы, свиста он больше не слышал, хотя собаки скорбно выли во тьме. Мох бросал в огонь куски крохотного задника, когда услышал, что дерево, забаррикадировавшее входную дверь, упало. Он бросился на лестничную площадку и глянул вниз. В брешь просунулась рука с фонарём, потом пропала.

– Здесь теплее, – произнёс старушечий голос.

– Осторожнее, полы прогнили, – сказал мужчина.

– Ну ты, я здесь не в первый раз. Свети лучше, не то я в стену упрусь, – сказала женщина.

– Кто там? – выкрикнул Мох.

Крохотная женщина, закутанная в громадный шарф, в мужской шапке на голове и в сапогах посмотрела вверх по лестнице, сложив губы и сморщив нос. Очки её сверкали в свете фонаря. В руке она держала чёрный докторский саквояж. За её спиной встал мужчина и, убедившись, что женщине ничего не грозит, тоже глянул вверх. Одет он был в шерстяное пальто до колен и с капюшоном. Кожаные сапоги у него поднимались выше колен. Мох узнал его сразу же: это он был в доме корабельного плотника в ту ночь, когда Мох увидел Эхо. Дыхание обоих пришедших белым паром поднималось в воздух.

– Меня зовут Мэй, – назвалась женщина. – Где девушка?

Что-то в уверенности её голоса заставило его понять: смешно было бы говорить что-либо, кроме правды. Он так и сделал.

– Здесь, наверху.

– Тогда я иду наверх. – Заявив так, Мэй поднялась по ступеням с грацией жука-скарабея, взмахивая руками и оступаясь.

– Мэй, осторожней, – остерёг мужчина.

– Умелец Ворон, ты больше старуха, чем я.

Мох не сводил с этой пары глаз, пока они не поднялись на площадку. Он отступил от Мэй, а та смотрела на него, будто был он ещё одной причудливой куклой среди украшавших стену у него за спиной. Вблизи Мэй выглядела на все восемь десятков с большим лишком лет. Никогда не видел Мох женщины с такой густой сетью морщин. Он бросил на Умельца Ворона вопрошающий взгляд.

– Позже, – отозвался тот. – Прежде всего нам надо увидеть Имоджин.

– Ну, и где она? – Взгляд Мэй устремился в конец длинного коридора, к комнате, освещённой огнём очага. – Не важно. – Она прошла мимо Моха с видом женщины, привыкшей к повиновению других. Умелец Ворон вежливо пропустил Моха вперёд и лишь потом последовал за всеми. Едва войдя в комнату, старуха сняла с головы шарф и разложила его в ногах кровати. В замешательстве стоял Мох в сторонке, пока Мэй раскрывала веки Имоджин, осматривала её рот и проверяла пульс.

– По-моему, у неё переохлаждение, – сказал Мох.

Мэй глянула на него, как на придурка, потом перевела взгляд на Ворона. Открыла свой саквояж, достала стетоскоп и выслушала звук её сердца. Мэй понюхала её дыхание, осмотрела её ладони. Ещё раз заглянула в саквояж и вынула пузырёк, заполненный какой-то сушёной травой. Мэй вручила пузырёк Моху.

– Что это? – спросил он.

– Чай. Убить готова за чашечку.

– Мэй… – начал Мох. Было странно с такой фамильярностью называть её по имени, когда познакомились они всего пять минут назад. Он почувствовал, как Умелец Ворон мягко взял пузырёк из его руки.

– Если б это было переохлаждением, она умерла бы много часов назад, – заявила Мэй.

– Что же тогда?

– Насколько хорошо ты знаешь эту юную леди? – спросила Мэй, разглаживая волосы Имоджин.

– Достаточно хорошо, – ответил Мох. И, говоря это, осознал, как мало на самом деле ему известно.

– Хорошо. – Мэй села на край кровати. – Прости меня, я стара, и никто не предложил мне стул. – Она сердито глянула на Умельца Ворона, который, отыскав старый чайник, по-видимому, направился куда-то за водой. Взгляд Мэй вновь обратился на Моха. – Так ты не знаешь, случалось ли это раньше?

– Что случалось раньше?

– То, что её сознание переносилось [23] В данном случае описывается (в весьма упрощённой форме) подобие того, что принято называть реинкарнацией. Буддисты утверждают, что истинное живое существо – вечная душа, которая посредством серебряной нити, сутрамы, соединяется вначале с тонким телом ума, разума, а далее – с грубым физическим телом. Перенос сознания в иное тело происходит путём обрезания сутрамы одного тела и присоединении её к другому. Для того чтобы это осуществить, нужно обладать особой техникой, которую буддийские монахи держат в строгом секрете. Очень немногие способны провернуть подобный фокус. Опровергать его возможность пока всерьёз никто не брался. Верить в это или не верить – личное дело каждого ( прим. пер. ). .

– Что это значит?

– Раньше я уже видела такое. Это значит, что кто-то отделил её сознание от физического тела и перенёс в чьё-то другое.

– Быть не может, – выпалил Мох.

– Как я говорю, так и есть. Она, может, даже и не знала, что происходит. Умелец Ворон сказал, что она лишилась сознания из-за холода. В тот момент она, должно быть, испытывала слабость, никакого сопротивления. Кто-то воспользовался этим и урвал. Суть её вылетела из тела, оставив его позади, как слетевшую разношенную тапочку.