Ричард Кирк - Необходимые монстры

Забор был слишком высок, чтобы его перепрыгнуть, и она стала искать лазейку снизу. И нашла. То был низкий, по размеру тела, лаз, глубоко уходивший сквозь снег и траву, густо росшую возле забора. Наверное, дыру проделали кролики. Недолго думая, она скользнула в лаз. И сразу же осознала свою ошибку – едва петля капкана захлестнула ей тело. Чем больше она билась, тем туже затягивалась петля.

Прошли часы. Одно время свет стал ярче. Наметало снег. Имоджин лежала на брюхе, не в силах высвободиться. Трава вокруг неё покрылась кровавой кашицей. Пытаясь перегрызть проволоку, она порезала себе язык и десны. Дышать стало тяжело. Она хватала воздух маленькими глоточками. Попробовала выскочить из своего лисьего тела, так же как выпрыгнула из своего собственного. Но умения делать этот трюк у неё не было – возможно, боль до того не давала сосредоточиться, что она больше не могла вообразить себе этого. Она попала в капкан.

Ночью сзади раздались шаги по скрипучему снегу. Имоджин ослабела настолько, что голову не могла поднять. Она просто заскулила и вздёрнула уши. С другой стороны лаза подошёл паренёк. Он был закутан в латаное пальтишко и шарф. За собою тащил санки, на которых смёрзшейся кучей лежали тушки кроликов, норки и ещё одной лисицы. На передке санок стоял фонарь, отбрасывавший дикие тени. Движения мальчишечьего тела говорили, что он не чаял найти живую животину, пусть и настолько близкую к смерти. Двигаясь крадучись, как будто она могла улизнуть от него, паренёк отпустил санки и прижал к плечу ружьё. Прицелился тщательно и нажал на спусковой крючок.

– Ты всё ещё любишь меня? – спросила Имоджин.

– Да, – ответил Мох.

Ночью ветер с юго-запада принёс оттепель. Их разбудило журчание воды от таявшего льда. Мох выпутался из объятий Имоджин и покинул тепло постели, чтобы выглянуть в окно. Тропинка за домом через поле, ещё накануне утоптанная в снегу, теперь была полоской красноватой земли. Мальчик на пони и мужчина, шагавший сбоку, направлялись к дому.

– У нас гости, – сказал Мох, пряча оцелус в карман.

– Меня зовут Джэнсон. Мы пришли сюда отвести вас к Мэй. – Мужчина был рыжеволосым. Раздавленный ноготь на большом пальце левой руки переливался густыми оттенками чёрно-синей сливы. Одет он был в рабочую одежду – крестьянскую одежду. На его домашней вязки свитере было полно видимых прорех, на ногах ботинки военного образца. Взгляд тощего мальчика, сопровождавшего его, был неотрывно устремлён на гривку пони. У него была бледная кожа домашнего затворника, по которой от скулы к уголку рта бежала голубая жилка. На голове волосы, словно молочайный шёлк, колыхались под дуновением ветра. Мальчик был слеп. Когда он заговорил, Джэнсон поправил на его плечах соскользнувшее одеяло.

– Пойдёмте с нами, – сказал мальчик.

Все они повернулись, когда из дома вышла Имоджин. Волосы у неё были нечёсаны, веки всё ещё припухали ото сна. Она обернулась в одеяло. Джэнсон, казалось, ощетинился, увидев все эти подробности. Осмотр свой он остановил на её длинных ногах, где кончик татуированного зелёного щупальца заканчивался завитком.

– Зачем? – спросила Имоджин.

– Сейчас дойти легче, пока снег тает, – сказал Джэнсон.

– Куда направляемся? – поинтересовался Мох.

– В Дубовый Дворец. Так решило собрание. Умелец Ворон сказал, что никакого вреда от этого не будет. Там считают, что вы должны прийти взглянуть на карты. – Глаза Джэнсона так и буравили Имоджин.

– Всё в порядке, господин Джэнсон? – спросила Имоджин.

– Да вот, мальчишка. Он просил куклу. Мэй сказала, что, может, он и получит одну за то, что пришёл.

– Куклы, – произнёс мальчик.

Имоджин повела пятнистого пони с мальчиком, Лютером, на нём, а Мох с Джэнсоном пошли сзади. Лютер под своим одеялом крепко прижимал к себе куклу так, чтобы деревянное лицо с глазами из чёрного коралла высовывалось, словно второй наездник. Моху лицо куклы некстати и неприятно напоминало лицо Агнца. Мох с Имоджин уложили всё, что смогли, в котомку Моха и сумку. Возвращаться в дом кукольника им было незачем. Путь до деревни занял несколько часов. Всё это время Лютер говорил с Имоджин, не умолкая. Джэнсон сказал мало. Он, похоже, был человеком практичным: заметил, что добрый рабочий день пожертвовал на то, чтобы привести чужаков. Единственным его желанием было отделаться от этой обязанности и вернуться на своё поле.

– Что он говорит? – спросил Мох, когда они шли по каменистой дороге. Только что они миновали брошенную деревню, которая успела сильно зарасти всяческими растениями. На повреждённых стенах виднелись следы боевых действий. Мох искал, на что бы отвлечься.

– Он ей сказки рассказывает. Он на память знает все эти старинные россказни.

День уже догорал, когда они подошли к небольшому скоплению строений, отделённых от окружающих полей стенами, сложенными из камней всухую. В воздухе носился сладковатый запах дыма горящего дерева. Джэнсон повёл всех к строению, бывшему существенно больше остальных. Надпись на двери гласила: «Дубовый Дворец». Внутри это был сельский дом собраний. Стены увешаны поимёнными списками необходимых работ, разбитыми по домам: жильцы голубого дома, жёлтого дома, зелёного дома. Мох и Имоджин стояли в коридоре, притоптывали, сбивая холод, пока Джэнсон отводил пони в сарай. Лютер исчез вместе со своей куклой.

– И что теперь? – спросила Имоджин.

– Теперь вы поедите, – прозвучал в ответ незнакомый голос. Принадлежал он мужчине лет тридцати с длинными каштановыми волосами. Выглядел он так, будто донашивал обноски Джэнсона. – Я – Лесок. Остальные там.

Возвратился Джэнсон и, похоже, был доволен свалить с себя груз обязанности, после того как двое мужчин обменялись, как показалось Моху, многозначительными взглядами. В конце коридора они прошли через дверь во вторую комнату, поменьше. Примерно человек тридцать сидели за длинным столом и ели, а другие мужчины и женщины подавали еду из клубящихся паром котлов. Спёртый воздух насквозь пропах варёными овощами. В дальнем конце находилась кухня, где в полном разгаре была суета часа кормления. Лесок повёл их к свободному месту за столом. Мох чувствовал, как его исподволь разглядывают, но, когда он смотрел на других, то его приветствовали уклончивыми кивками или обычными, осторожными улыбками.

– Гости тут редки. Естественно, вы им любопытны, – сказал Лесок.

– Иначе и не скажешь, – пробурчала Имоджин.

Они сели, и им сразу же принесли поесть. Прогулка вызвала в них зверский голод, и они ели, не тратя время на разговоры. Ещё и до половины ужина не добрались, как по полу заскребли стулья: другие поднимались и покидали комнату или присоединялись к мытью посуды. Вскоре они остались почти одни. Лесок принёс из кухни чайник с кофе. Когда всем было налито, он обратился к Джэнсону: