Оливер Боуден - Клятва пустыни

Внутри меня промелькнуло раздражение. Все эти годы Айя ничего не говорила мне об отце, не мешала выстраивать отношения с ним. Но часть меня постоянно удивлялась такому невмешательству. Тогда я не хотел признавать этого, да и сейчас не был готов с ней согласиться. Я подавлял все сомнения, стараясь еще больше сосредоточиться на сиюминутных задачах.

Я протянул к Айе руки, как будто пытаясь залатать трещину, возникшую между нами и становящуюся только шире.

– Айя, у меня есть ты. Ты мне поможешь усомниться в том, что требует сомнений. Поможешь узнать то, что необходимо узнать. Ты не позволишь мне бездумно со всем соглашаться. Отец это знает.

Она качала головой:

– Ты так и не прекратил думать и решать за меня?

Я почувствовал себя не на твердой земле, а в качающейся лодке. Вопрос был вполне справедливым, но гнев, охвативший меня, туманил мысли. Я и раньше пытался говорить с Айей об этом. Спрашивал ее. Она же лишь уверяла меня, что уважает мои попытки выстроить более тесные отношения с отцом.

– Ты только что говорил о готовности спросить позволения у моей тетки. А как насчет моих родителей в Александрии?

– Ты много лет не общалась с ними. Тебя увезли оттуда совсем маленькой, – сказал я в свое оправдание.

Однако внутри я сознавал: Айя права. У меня даже мелькала мысль отправиться в Александрию и убедить ее отца, что я достоин быть мужем его дочери. Этого требовала традиция. Потом я отбросил мысль о поездке. Мне пришлось бы убеждать отца Айи в очень многом. Я был сыном меджая и видел свое предназначение в том, чтобы стать защитником Сивы. Я жил в богатом доме. Наша семья принадлежала к числу наиболее уважаемых семей оазиса. Я мог многое предложить своей невесте. Эта сторона разговора меня не волновала. Однако сама мысль о путешествии в Александрию наполняла меня большим ужасом, чем мысль о сражении с любым противником. И сейчас, пока мы говорили, я начинал понимать причину своих страхов. Отец с ранних лет неустанно внушал мне важность всего, что касалось Сивы. Прежде всего ее безопасности. В моем мозгу крепко засело: защита родного оазиса и народа Египта – моя главная, первостепенная цель.

Айя это знала. Он прочла мои мысли и сама ответила на свой вопрос:

– Нет, ты надеялся, что говорить с моими родителями тебе не придется. Я угадала? Ведь они – жители Александрии. Разве они не олицетворяют все, что тревожит твоего отца? Представляешь, его наследник пускается в далекий путь? Из-за тайного наследия ты сразу превратишься в лакомый кусок для врагов всех мастей.

– Ты – такая же жительница Сивы, как и я, – сказал я, понимая всю слабость своего довода.

– Но я родилась в Александрии. Этот великий город когда-то был моим родным домом, и я надеюсь, что однажды станет им вновь. Неужели ты это забыл, Байек, сын Сабу? Забыл, как я мечтала однажды учиться в громадной Александрийской библиотеке? Или ты думал, что я отбросила прежние мечты? Сменила их на жизнь подле тебя, на сидение дома в одиночестве, подобно твоей матери?

Мне показалось, что песок под ногами становится зыбучим. Я не находил слов. Ситуация выходила из-под моего контроля. Словно испуганное животное, она неслась совсем не туда, куда бы мне хотелось.

Увы, Айя и здесь была права. Много раз я думал о матери, вынужденной жить одной. Много раз я собирался спросить отца, не забыл ли он о ней, и замолкал раньше, чем ее имя было готово сорваться с моих губ. Я опасался, что упоминание Ахмоз лишь расширит пропасть между мной и отцом.

– Ты хоть раз, размышляя об избранном тобой пути, думал о том, что и у меня может быть свой путь? – спросила Айя.

– Конечно, – ответил я, презирая отчаяние в собственном голосе.

Мне не нравилось это состояние. Я не мог смириться с таким положением дел. Я должен был убедить Айю.

– Конечно нет, – возразила она. – Ты просто нашел способ ублажить своего отца.

– «Ублажить моего отца»? Как? Он одобряет наш союз, если ты об этом.

Айя вытащила меч из песка и тут же вонзила снова. Но если тем самым она хотела сбросить часть гнева, ей это не удалось. Ярость пронизывала каждое ее слово.

– Твой отец всегда недолюбливал меня.

– Ты только что говорила…

– Байек, неужели ты не понимаешь очевидных вещей? О чем ты беспрестанно мне твердишь? О чем Сабу беспрестанно твердит тебе? О меджайской родословной. О необходимости ее продолжения. Потому он и согласился с твоим намерением жениться на мне. Его представления обо мне тут ни при чем. Почему он согласился, чтобы ты меня обучал? Ответ простой: я должна уметь защитить себя и твоих наследников. Больше его ничего не волнует. Он знает: я – наилучший шанс для продолжения вашего рода. Вы с ним – единственные настоящие меджаи. Не исключено, что последние меджаи, оставшиеся в Египте. Твой отец хочет вырастить еще одного. А я тут, под боком. Глупо было отказать тебе в позволении.

Мой гнев нарастал. Причина была не в словах Айи, а в ее правоте. Я надеялся, что это не должно ее обижать. Ведь мы же любили друг друга.

Но Айя воспринимала это по-своему. Ее такой расклад обижал, и еще как!

Я поднял руки. Попытался найти слова не для увещевания, а для отражения наших чувств. Однако вместо слов нашел вопрос:

– Почему же ты никогда не говорила мне о том, как это видится тебе?

Вопрос застиг ее врасплох. Айя хотела ответить быстро и сердито, но удержалась. Видимо, он что-то в ней задел.

– Я… я была глупой. – Айя опустила голову, глубоко вдохнула и через силу улыбнулась. – Хотела дать тебе возможность по-настоящему сблизиться с отцом, потому и отошла в сторону. Но в процессе я совсем перестала говорить с тобой об этом.

В первые месяцы наших странствий я спрашивал ее мнение о воззрениях отца, касающихся меджаев. Теперь понятно, почему она уклонялась от ответов.

– Ты не виноват, – продолжала Айя. – Ты пытался меня расспрашивать. Но я… я просто не хотела становиться между вами. Нужно было еще тогда тебе сказать.

Айя держалась с печальным достоинством.

– Вряд ли я так уже часто тебя расспрашивал, – пробормотал я, протягивая к ней руки.

Айя охотно скользнула в мои объятия. Мы умолкли, думая, как сблизились в чем-то одном, но отдалились в другом. У нас было множество тем для обстоятельного разговора.

– Давай вернемся к моему предложению потом, – сказал я. – А пока попытаемся залатать все дырки, которые появились между нами.

Я почувствовал ее улыбку и отчасти успокоился.

– Продолжим обучение. Нам некуда торопиться.

Айя покачала головой и осторожно высвободилась из моих объятий. Она отошла на несколько шагов. Ее лицо вновь стало напряженным.

– Не получится, Байек. Я должна тебе кое-что сказать.

– Что еще?

Слова Айи удивили, но не рассердили меня. Я испытывал некоторое смятение, что не мешало мне настроиться на откровенный разговор. Я был готов обсуждать все, о чем мы молчали эти годы.