Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

«Разумеется! Мы будем странствовать из одной страны в другую, пока не найдем моих родителей. Если я действительно принц, в конце концов мы поселимся в замке — и я потребую, чтобы тебя тоже сделали принцессой. Тебя нарядят в роскошное платье, у тебя будет карета, мы снова заведем кота и назовем его Петтисом».

Смеясь, Глинет поцеловала Друна в щеку: «Я не прочь пожить в замке. И мы наверняка найдем твоих родителей — не так уж много на свете принцев и принцесс!»

Наевшись и согревшись, Глинет захотела спать. Веки ее опустились, она задремала. Друн не хотел спать. Ему стало скучно, и он решил сходить вверх по течению ручья — посмотреть, куда ведет тропа. Пройдя сотню шагов, он обернулся. Глинет безмятежно спала. Друн прошел еще шагов сто, и еще. В лесу, казалось, царила необычная тишина. Кругом росли гигантские деревья — выше всех, какие Друн когда-либо видел; их далекие кроны образовывали сияющий светло-зеленый свод.

Тропа поднималась на небольшой каменистый холм. Друн взошел на вершину, откуда открывался вид на тенистое озеро, окруженное высокими вязами. По мелководью бродили пять обнаженных дриад — грациозные создания со светло-розовыми губами и длинными бежевыми волосами; маленькие упругие груди, стройные бедра и милые лица делали их невыразимо привлекательными. Так же, как у фей, у них не было волос нигде, кроме как на голове; так же, как феи, они казались состоящими из материи не столь грубой, как мясо, кровь и кости.

Минуту-другую Друн стоял, зачарованный, но вскоре его обуял неожиданный страх, и он стал потихоньку отступать в тень.

Его заметили. Послышалась перекличка недовольных звонких голосков. Дриады разбросали по берегу озера ленты, которыми перевязывали свои бежевые волосы. Смертный, схвативший такую ленту, приобретал власть над дриадой и мог заставить ее делать все, что угодно, до скончания веков — Друн этого не знал.

Одна из дриад быстро провела рукой по поверхности озера, направляя брызги в сторону Друна. Брызги взметнулись в воздух, сверкнув в солнечных лучах, и превратились в рой маленьких золотистых пчел. Пчелы бросились Друну прямо в глаза и стали жалить, жужжа и кружась. В глазах у Друна потемнело — он больше ничего не видел.

Потрясенный, Друн закричал и упал на колени: «Феи, вы ослепили меня! Я случайно вас увидел, я не хотел… Вы слышите?»

Ему ответил только шорох листвы, потревоженной послеполуденным ветерком.

«Феи! — взмолился Друн, плача горькими слезами. — За что вы меня ослепили? Я вам ничего не сделал!»

Лес молчал — ему вынесли безжалостный, бесповоротный приговор.

Спотыкаясь, Друн пробрался вниз по тропе, ориентируясь на слух по журчанию ручейка. На полпути он встретил Глинет — та проснулась и, не обнаружив поблизости Друна, пошла его искать. Она сразу поняла, что произошло что-то ужасное, и подбежала: «Друн! Что такое? Что случилось?»

Глубоко вздохнув, Друн попытался придать голосу уверенность, но, несмотря на все усилия, голос его дрожал и прерывался: «Я прошелся вверх по тропе. Увидел дриад, купающихся в пруду. Они напустили пчел мне в глаза, и теперь я ничего не вижу!» Друн судорожно сжимал в руке свой талисман, с трудом сдерживая рыдания.

«О, Друн! — огорченно сказала Глинет. — Открой глаза пошире, дай посмотреть».

Друн поднял голову и раскрыл глаза: «Что ты видишь?»

«Как… странно! — неуверенно ответила Глинет. — У тебя в глазах круги золотого света, один внутри другого, разделенные темными полосками».

«Это пчелы! Они наполнили мои глаза жужжанием и медом!»

«Друн, бедный Друн! — Глинет обняла его, поцеловала и постаралась утешить как умела. — Почему они такие злые?»

«Я знаю, почему, — упавшим голосом ответил Друн. — Семь лет сплошных неудач. Интересно, что еще со мной стрясется? Тебе лучше держаться от меня подальше…»

«Друн! Как ты можешь такое говорить?»

«.. чтобы не упасть в ту же яму, куда я обязательно упаду».

«Я тебя никогда не брошу!»

«Глупости! Я уже хорошо понял — мы живем в ужасном, жестоком мире. Все, что ты можешь сделать в этом мире — это позаботиться о себе. Оставь меня».

«Но я тебя люблю больше всех на свете! Мы как-нибудь выживем! И когда пройдут семь лет, тебе всегда будет сопутствовать удача!»

«Но я ослеп!» — закричал Друн, снова не в силах сдерживать дрожь в голосе.

«Слепота может быть временной. Она вызвана волшебством — значит, волшебство может тебя исцелить. Как ты думаешь?»

«Надеюсь, ты права, — Друн сжал в руке талисман. — Хорошо, что я не знаю страха — даже если мне самому тут нечем гордиться. Подозреваю, что в глубине души я жалкий трус».

«С талисманом и без талисмана — ты отважный Друн, и мы с тобой выживем в этом мире, так или иначе».

Друн немного подумал и вынул из сумки кошель: «Лучше тебе его носить. А то мне опять повезет, и его стащит какая-нибудь ворона».

Глинет заглянула в кошелек и ахнула от удивления: «Нерульф вытряхнул его, я сама видела! А теперь в нем снова три монеты — золотая, серебряная и медная!»

«Это волшебный кошель. Пока он не потеряется, по меньшей мере бедности мы можем не опасаться».

Глинет спрятала кошелек под лифом: «Я уж постараюсь, чтобы он не пропал». Она взглянула вдоль тропы: «Может быть, лучше найти этот пруд и сказать дриадам, какую ужасную ошибку они совершили…»

«Ты их не найдешь. Они бессердечны, как феи — или еще хуже. Того и гляди, они и тебе устроят какой-нибудь подвох. Давай уйдем отсюда».

Ближе к вечеру они вышли к развалинам христианской часовни, построенной давно забытым проповедником. Неподалеку росли сливовое и айвовое деревья, усыпанные плодами. Сливы уже созрели; айва, хотя и приятная на вид, оказалась кисло-горькой и вяжущей язык. Глинет нарвала много слив, и на этот раз им пришлось довольствоваться таким однообразным ужином. Глинет собирала траву, чтобы приготовить подстилку среди камней развалившейся стены, а Друн сидел, уставившись в пространство над рекой.

«Лес кончается, — сказала Глинет, чтобы подбодрить спутника. — Мы скоро окажемся среди цивилизованных людей. А тогда у нас будут хлеб и мясо, молоко и настоящая постель».

Закат вспыхнул над Тантревальским лесом и понемногу померк. Друн и Глинет улеглись на подстилку и вскоре заснули.

Ближе к полуночи полумесяц, всходивший над рекой и зыбко отражавшийся в воде, озарил лицо Глинет и разбудил ее. Согревшаяся и сонная, она лежала, прислушиваясь к сверчкам и лягушкам… Ее внимание привлек далекий отзвук частого топота. Топот приближался, к нему прибавилось позвякивание цепей и скрип кожаных седел. Глинет приподнялась на локте и увидела, как по дороге вдоль реки неслась дюжина всадников. Они скакали, низко пригнувшись в седлах, в плащах, развевавшихся за спиной; лунный свет позволял различить старомодные мечи и обтянутые черной кожей шлемы с болтающимися наушниками. Один из всадников, почти уткнувшийся лицом в гриву коня, повернул голову, чтобы взглянуть в сторону Глинет. На мгновение луна осветила его бледное лицо — и кавалькада умчалась прочь. Топот копыт становился все тише и замер вдали.