Сидни Шелдон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Второпях покидая штаб-квартиру концерна, она еще не знала, куда направится. Знала только, что должна немедленно бежать из Цюриха и спрятаться в надежном месте и что, пока Рис не будет пойман, ее жизни грозит опасность. Сардиния. Это было первое, что потом пришло ей в голову. Она взяла напрокат маленький автомобиль и по пути в Италию пыталась из автомата дозвониться до Алека. Но его не было на месте. Она оставила ему телефонограмму, чтобы он позвонил ей на Сардинию. Не дозвонившись до Макса Хорнунга, попросила оператора также передать ему, что едет на остров.

Она уединится у себя на вилле. Но на этот раз она не останется там одна. Ее будет охранять полиция.

Когда паром прибыл в Олбию, Элизабет обнаружила, что не надо самой идти в полицию. Полиция уже ждала ее на пирсе в лице Бруно Кампаньи, инспектора, с которым она встречалась у шефа полиции Ферраро. Именно Кампанья повез ее осматривать джип на другое утро после аварии. Инспектор быстро подошел к машине Элизабет и сказал:

— А мы уже стали о вас беспокоиться, миссис Уильямз.

Элизабет удивленно взглянула на него.

— Нам позвонили из швейцарской полиции, — пояснил Кампанья, — и передали, чтобы мы не спускали с вас глаз. Вот мы и проверяем все самолеты и корабли, которые прибывают сюда, ищем вас.

Элизабет вздохнула с облегчением. Макс Хорнунг! Ему уже успели сообщить о ее звонке. Инспектор Кампанья взглянул на ее уставшее и напряженное от пережитого страха лицо.

— Хотите, я поведу машину?

— Спасибо, — благодарно сказала Элизабет. Она скользнула с сиденья шофера на пассажирское, а рослый инспектор уселся на ее место за рулем.

— Где бы вы хотели переждать — в полицейском участке или у себя на вилле?

— На вилле, если бы кто-нибудь составил мне там компанию. Одной мне страшно там оставаться.

Кампанья ободряюще кивнул.

— Не беспокойтесь. У нас приказ охранять вас днем и ночью. Сегодня ночью я буду дежурить на вилле, а на подъездной аллее поставим машину с рацией. Никто не сможет подъехать к вилле незамеченным.

Его уверенность передалась Элизабет, позволила ей наконец немного расслабиться. Инспектор Кампанья ехал быстро, ловко лавируя по узким улочкам Олбии, затем помчался вверх по горной дороге, которая вела к Коста-Смеральда. Все места, которые они проезжали, напоминали ей о Рисе.

— Есть какие-либо сведения о моем муже? — спросила Элизабет.

Инспектор Кампанья окинул ее быстрым, сочувственным взглядом, затем стал снова смотреть на дорогу.

— Он в бегах, но далеко ему не уйти. К утру они надеются его схватить.

Элизабет знала, что от этих слов ей должно было бы стать легче, но вместо этого она почувствовала острую щемящую боль. Ведь речь шла о Рисе, о Рисе, за которым охотились, как за диким зверем. Сначала он навлек весь этот ужасный кошмар на нее, а теперь сам стал его жертвой, сам вынужден бороться за свою жизнь, как когда-то пришлось бороться за свою жизнь ей. А как она верила ему! Как поверила в его доброту, нежность и любовь! Она зябко передернула плечами. Инспектор Кампанья испытующе взглянул на нее:

— Вам холодно?

— Нет. Все в порядке.

Ее бил мелкий озноб. Теплый ветер, со свистом врываясь в кабину, действовал ей на нервы. Сначала она подумала, что дала слишком много воли своему воображению, но Кампанья вдруг сказал:

— Боюсь, что вот-вот начнется сирокко. Нам предстоит та еще ночка!

Элизабет поняла, что он имеет в виду. Сирокко может свести с ума кого угодно: как людей, так и животных. Прилетая сюда из раскаленной Сахары, горячий, сухой, наполненный поднятыми с земли мелкими песчинками, он проносится со зловещим завыванием, ужасным образом действуя всему живому на нервы. Когда дул сирокко, резко возрастала преступность, и судьи весьма терпимо относились к преступникам.

Через час из темноты неожиданно выплыла вилла. Инспектор Кампанья свернул на подъездную аллею, въехал под навес для машин и заглушил мотор. Обойдя машину спереди, открыл дверцу для Элизабет.

— Попрошу вас все время оставаться у меня за спиной, — сказал он. — На всякий случай.

— Хорошо, — сказала Элизабет.

Они пошли к парадному входу затемненной виллы. Инспектор Кампанья сказал:

— Уверен, что его здесь нет, но меры предосторожности не помешают. Дайте мне ключ, пожалуйста.

Элизабет отдала ему ключ. Он мягко подвинул ее так, чтобы она оказалась у него за спиной, вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь, все время держа другую руку у пистолета. Затем он вытянул ее вперед, щелкнул выключателем, и в передней тотчас вспыхнул яркий свет.

— Если это вас не затруднит, покажите мне все помещения, пожалуйста, — попросил инспектор Кампанья. — Хочу быть уверен, что все в порядке. Хорошо?

— Конечно.

Они пошли по дому, и всюду, куда ни заходили, рослый инспектор немедленно включал свет. Он заглядывал во все встроенные шкафы и подсобные помещения, шарил по углам, проверял, плотно ли закрыты окна и двери. В доме, кроме них, не было никого. Когда они вновь спустились в переднюю, инспектор Кампанья сказал:

— Если не возражаете, я позвоню в участок.

— Конечно, — сказала Элизабет и провела его в кабинет.

— Инспектор Кампанья, — сказал он в трубку. — Мы уже на вилле. Я здесь останусь на ночь. Подошлите патрульную машину с рацией, пусть припаркуется у въезда на виллу. — Он помолчал, очевидно, слушая, что ему говорили, затем сказал: — Все в порядке. Выглядит, правда, немного усталой. Позже позвоню. — И положил трубку на рычаг.

Элизабет тяжело опустилась в кресло. Она нервничала и чувствовала себя неуютно в собственном доме, но знала, что завтра будет еще хуже. Много хуже. Сама-то она будет в безопасности, а вот Риса либо убьют, либо он окажется в тюрьме. И почему-то, несмотря на все, что он сделал, эта мысль щемящей болью отозвалась в ее сердце.

Инспектор участливо посмотрел на нее.

— Я с удовольствием выпил бы чашечку кофе, — сказал он. — А вы?

Она кивнула:

— Сейчас пойду сварю.

Она стала подниматься с кресла.

— Ради Бога. Сидите, миссис Уильямз. Моя жена считает, что я готовлю самый лучший кофе в мире.

Элизабет улыбнулась:

— Спасибо.

Она была чрезвычайно благодарна ему. Только сейчас осознала, как сильно истощило ее то постоянное нервное напряжение, в котором она пребывала все это время. Впервые Элизабет призналась себе, что, даже когда говорила по телефону с Алеком, ее не покидала надежда, что все это было какой-то нелепой ошибкой, что скоро все прояснится, что Рис ни в чем не виновен. Даже убегая от него, она цепко, как утопающий за соломинку, хваталась за мысль, что он не мог совершить все те ужасные вещи, в которых его обвиняли: сначала убить отца, а потом хладнокровно лечь с его дочерью в постель, предварительно попытавшись убить и ее. Надо было быть чудовищем, чтобы сделать все это. И потому до самого последнего момента в ее сердце тлела маленькая искорка надежды, что все образуется само собой. Но и она погасла, когда инспектор Кампанья сказал: «Он в бегах, но далеко ему не уйти. К утру они надеются его схватить».