Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

Правда, в случае уничтожении деревни Андзиро были и другие странности, например, аккуратная прежде, ухоженная дорога к деревне с изящным горбатым китайским мостиком, который так любили жена самурая Оми и его мать, — дорога была взрыта и только что не перепахана, а мостик разрушен. Вместо большого удобного дома Арекусу — черный пепел. Казалось, что здесь прошла пешим строем целая стая драконов, вонзаясь острыми кривыми когтями в землю и волоча за собой длинные шипастые хвосты. Таким же манером оказались уничтоженными несколько рисовых полей, превращенных в сплошные лужи жидкой грязи, но самое странное, что ужасные следы совершенно никуда не вели. Они ползли из деревни на 500 моммэ и прерывались, так, словно грозная стая вдруг поднялась в воздух.

Пройдя по следу, но так ничего и не поняв, Хиромацу вернулся к Касиги и, порекомендовав первым делом починить дорогу, был вынужден откланяться, заверив, что со своей стороны сделает все возможное для того, чтобы разбойники были наказаны.

Версию о том, что на замок и деревню напали воины сегуната, Хиромацу сразу же отмел как дурацкую. Если бы Токугава-сан потребовалась голова Арекусу Грюку или головы его домочадцев, нужно было всего лишь послать приглашение в свой замок в Эдо. Поэтому он сразу же сел на коня и, взяв с собой пару десятков самураев Ала, поскакал в сторону Эдо. Токугава должен был узнать об измене от своего первого и самого верного друга.

Ветер развевал оранжевые монашеские одежды, поверх которых Хиромацу велел надеть на себя старую броню, которую он оставил в замке для Амакаву, когда еще только собирался уходить в монахи. Его голову венчал боевой шлем, прошедший вместе со старым воякой, почитай, все сражения, сначала вместе с Ода Нобунага, а затем и с Токугава-но Иэясу.

Копыта коней отстукивали сигнал тревоги. Хиромацу, конечно, было совестно, что он забрал лучших лошадей из замка зятя, но по-другому было нельзя. Оставь он Алу и Фудзико лошадей и не успей предупредить Токугава-сан, следующий штурм замок может и не перенести.

Они миновали заколоченную недавно церквушку, пронеслись мимо синтоистской молельни, не отвесив ни единого поклона. Боги в Японии не дураки, понимают, когда не до них, не сердятся. Перебрались через узкую речушку, погнушавшись ветхим крестьянским мостиком, даже не вылезая из седел, перешли вброд, пронеслись мимо зеркальных рисовых полей, протоптались сквозь ячменные поля, в следующий раз урок деревенскому дурачине, пошто удумал посреди дороги огород городить. И, спешно поднявшись на небольшой бугорок, встали там, обозревая окрестности.

Пока черной пакости поблизости было не видно, хотя разбойники, помнится, были особенно охочи до переодеваний. Вспомнив о том, как самолично стягивал черные, пропитанные кровью, прожженные кимоно с еще теплых покойников и как под ними обнаружилась коричневая форма воинов Токугава, Хиромацу не мог отделаться от мысли, что он упускает что-то очень важное. Что-то такое, без чего бесполезно нестись сломя голову и выжимая последние силы из людей и несчастных животных. Но что? Вообще что такого сверхсрочного мог поведать старый негодный монах сегуну Японии? То, что на землях сегуната творится беззаконие? Безусловно. Что кто-то нагло посреди бела дня напал на замок хатамото самого Токугава-но Иэясу и при этом пользуется формой воинов сегуната? Да, об этом сегуну, безусловно, будет интересно послушать.

Но где гарантия, что он не получал похожих донесений прежде? Кто может подтвердить, что Токугава со своей знаменитой сетью шпионов, разбросанной по всей стране, не знает о том, что происходит у него под носом? Скорее всего, подобные бесчинства творятся повсеместно, и он, дуралей Хиромацу, всего лишь подтвердит уже известное.

Хиромацу закусил ремешок от шлема, как привык делать во время сражения. Ремешок держался у самых губ, поэтому во время драки его лучше было зажимать зубами, в случае ранения это сдерживало крик или стон. А показывать свою слабость при посторонних старый вояка не любил.

Но если Токугава давно знает о происходящем, не глупо ли лететь теперь к нему, сообщая давно попахивающие тухлятиной новости?

Велев дать лошадям отдых, Хиромацу спешился и уселся на свернутый в несколько раз футон, который услужливо положил ему один из самураев Ала.

«Что же я упустил, старый дурак, Железный Кулак. — Хиромацу закрыл глаза, стараясь абстрагироваться от окружающего мира. — Что-то ведь упустил. Черные кимоно, коричневые, ясное дело, кимоно можно надеть любые. Хорошо придумали, точно в театре… Театр… кто у нас любит театр? Токугава и любит, в молодости, помнится, играл, говорят, до сих пор роли наизусть знает. Кто еще? Тайку любил, Осиба, подстилка его, театр обожала, Кияма — так себе, Оноси… — понятия не имею, да и умер он давно, разве что дети и внуки».

Хиромацу позволил внутреннему занавесу отгородить его от окружающей действительности.

«Что я должен понять из этого урока? Понять, кто именно гадит в сегунате? Кто это может быть? Скорее всего, те, кто считают себя обиженными, кто утратил наделы, перестал быть даймё, самураи, лишившиеся хозяев, по своей сути способны собираться лишь в небольшие шайки, грабить крестьян, дабы хоть как-то содержать свои семьи. Бесхозные ронины — не то, тут явно ощутим военный гений. Такой же, как у Токугава-но Иэясу, Ода Нобунага, такой же, как был у Тайку Хидэёси».

Сознание Хиромацу плыло, унося его в неведомые дали, в далекое прошлое, теплой пеленой полупрозрачные занавеси закрывали его от окружающего мира, закутывали коконом, чтобы в результате он смог выбраться из него сияющей бабочкой.

Хиромацу вспомнил Тоётоми Хидэёси таким, каким тот был в молодости. Маленький, похожий на злую обезьяну крестьянин из провинции Овари, тогда еще только Хидэёси, благородную фамилию Тоётоми император пожаловал ему значительно позже. Старше Хиромацу аж на пять лет, с 1536 года, сколько бы сейчас исполнилось, и думать не хочется. Хотя, чего греха таить, много их, долгожителей, в Японии, вроде как войны и междоусобицы неизбывны, а все равно умудряется народ дожить до ста лет, а есть кто и поболее.

Хидэёси рассказывал, как с юности мечтал стать самураем, для чего оставил родительский дом и ходил от одного даймё к другому, нанимаясь, где склады охранять, а где и в заварушке поучаствовать. Заварушки в те времена встречались часто, а охранять, да с этими войнами что ты будешь охранять? Ни у кого ничего толком и не было-то. Счастье улыбнулось безродному крестьянину в тот год, когда он присоединился к Ода Нобунага, юноше, младше его на двадцать лет, но с головой непревзойденного стратега и тактика. Тому самому, который чуть позже подмел под себя пол-Японии, став властителем богатейшей Овари. Ода Нобунага собирал армию, призывая под свои знамена всех, кто только может держать в руках оружие. Почувствовав силу и воинский талант Хидэёси, Ода сделал его генералом. Генералом, которого свет не видел и не увидит никогда.