Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Да что же это такое? — спросил Руди, протягивая ему смятый рулон серебристой распечатки.

— Не знаю, что и думать, — рассеянно отозвался Тернер, оглядывая белую комнату в поисках Энджи. — Где она?

— Спит. Салли за ней присмотрит.

Повернувшись, Руди прошелся взад-вперед по комнате — Тернер вспомнил, что когда-то здесь была гостиная. Руди начал отключать свои консоли — крохотные огоньки гасли один за другим.

— Сам не знаю, дружище. Не знаю, и все. Что это, вроде рака что-нибудь?

Тернер двинулся вслед за ним в дальний конец комнаты, мимо верстака, где под пылезащитным кожухом ждал микроманипулятор. Мимо пыльных прямоугольных глаз на полке с древними мониторами; у одного из них разбит экран.

— У нее это расползлось по всему мозгу, — продолжал Руди, — будто опутало его длинными цепочками. Никогда не видел ничего подобного. Просто ни на что не похоже.

— Что ты знаешь о биочипах, Руди?

Руди хмыкнул. Он казался теперь совсем трезвым, но каким-то взбудораженным. Все ерошил свои волосы.

— Так я и подумал. Это как бы… Не имплантат, а прививка чужих тканей.

— Для чего?

— Для чего? Господи. Да кто, черт побери, знает? Кто это с ней такое сотворил? Тот, на кого ты работаешь?

— Думаю, ее отец.

— О боже. — Руди вытер рукой рот. — На сканерах это дает такую же тень, как раковая опухоль, а жизненные показатели у нее вполне в норме. Какая она обычно?

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Ребенок.

— Ничего себе ребенок! — взорвался Руди. — Я просто потрясен, что она вообще может ходить. — Открыв маленький лабораторный морозильник, он извлек оттуда бутылку «Московской». — Из горлб хлебнешь? — спросил он.

— Может, попозже.

Руди вздохнул, поглядел на бутылку, вернул ее в морозильник.

— Так чего же ты хочешь? Ты что же, думаешь, что за такой диковиной, какая в головке у этой маленькой девочки, никто не начнет вскоре охотиться? Если уже не начали.

— Начали, — ответил Тернер. — И я не знаю, известно ли им, что она здесь.

— Это пока. — Руди вытер ладони о грязные белые шорты. — Но ведь скоро узнают, да?

Тернер кивнул.

— Так куда ты собираешься?

— В Муравейник.

— Почему туда?

— Потому что там у меня деньги. Четыре кредитные линии на разные имена и никакой привязки ко мне. Потому что у меня там куча других связей, которыми я, вероятно, смогу воспользоваться. И потом, Муравейник — это всегда прикрытие. Слишком много копошится муравьев, понимаешь?

— О’кей, — сказал Руди. — И когда?

— Ты так беспокоишься — хочешь, чтобы мы убрались сейчас же?

— Нет. Просто… не знаю, что и думать. Это все так интересно, ну… то, что в головке у твоей приятельницы. У меня есть один знакомый в Атланте, он мог бы одолжить мне анализатор функций, который дает карту мозга, один к одному. Тогда я мог бы начать разбираться, что к чему… Может, это чего-нибудь стоит…

— Конечно. Если знаешь, кому продать.

— А тебе разве не любопытно? Я хочу сказать, что это, черт побери, такое? Ты ее вытащил из какой-то военной лаборатории, так? — Руди снова открыл белую дверцу морозильника. Вытащил бутылку водки, откупорил ее и сделал солидный глоток.

Тернер взял бутылку, наклонил, выцедил ледяную жидкость сквозь зубы. Глотнул и поморщился.

— Это корпоративные дела. Высшая лига. Предполагалось, что я вывезу ее отца, но тот вместо этого прислал ее. Потом кто-то снес к гребеням всю площадку, выглядело это как ядерный микровзрыв. Мы едва слиняли. Вот пока и все. — Он протянул Руди бутылку. — Останься трезвым, Руди. Ради меня. Когда ты напуган, ты слишком много пьешь.

Руди глядел на него во все глаза, не обращая внимания на бутылку.

— Аризона, — повторил он. — Так это же было в новостях. Мексика до сих пор скандалит. Но это был не ядерный взрыв. Туда послали экспертов, они все облазили. Никакого ядерного взрыва.

— А что это было?

— Думают, электромагнитная пушка. Якобы кто-то поставил рельсотрон в гондоле грузового дирижабля и разнес к чертям собачьим развалины заброшенного городка. Установлено, что там пролетал рядом какой-то дирижабль, но пока никто его не нашел. Можно ведь настроить рельсотрон так, чтобы он при выстреле разлетелся в плазменную пыль. А в качестве снаряда, при таких-то скоростях, можно использовать вообще что угодно. Ледяная глыба на полтора центнера вполне сойдет. — Он закрутил пробку и поставил бутылку рядом с собой на стойку. — Вся земля в округе там принадлежит «Маасу». «Маас-Биолабс», верно? Они тоже были в новостях, «Маас». Сотрудничают с властями в полный рост. Еще бы они не сотрудничали. Ну что, теперь хотя бы ясно, откуда взялась эта твоя малышка.

— Конечно. Еще бы только понять, кто жахнул из рельсотрона. Или зачем.

Руди пожал плечами.

— Вам лучше пойти взглянуть на это, — сказала от двери Салли.

Поздно вечером Тернер и Салли сидели на веранде. Девочка провалилась наконец в нечто, что энцефалограф Руди определил как сон. Сам Руди удалился в одну из мастерских, скорее всего с бутылкой водки. Вокруг побегов жимолости, увившей скрепленные цепью ворота, кружили светлячки. Тернер сообразил, что если, сидя там, где он сейчас сидит — на качелях, подвешенных на деревянной веранде, — закрыть глаза, то увидишь яблоню, которой больше нет. С дерева когда-то свисала древняя автомобильная шина на куске серебристо-серой пеньковой веревки. И там тоже кружатся светлячки, и пятки Руди вырывают твердые комья черной земли, когда он отталкивается, чтобы взлететь по высокой дуге… ноги болтаются в воздухе… а Тернер лежит на спине в траве и смотрит на звезды…

— Языки, — сказала Салли из поскрипывающего ротангового кресла-качалки, ее сигарета — как красный глаз в темноте. — Говорит языками.

— Что-что?

— Именно это делает твоя малышка там, наверху. Ты хоть немного знаешь французский?

— Плохо. Только со словарем.

— Некоторые ее слова показались мне французскими. — Красный уголек на мгновение превратился в короткий росчерк — это Салли стряхнула пепел. — Когда я была маленькой, мой старик брал меня однажды на стадион, и я видела, как через людей говорят духи. Меня это тогда испугало. Сегодня, когда она заговорила, меня это, пожалуй, напугало еще больше.

— Руди записал на магнитофон последние фразы, да?

— Да. А знаешь, дела у Руди в последнее время не очень-то хороши. В основном поэтому я и перебралась сюда, обратно. Я сказала ему, что уйду, если только он не возьмет себя в руки. Но потом стало совсем плохо, так что недели две назад я вернулась. Я почти уже готова была уехать снова, когда объявился ты. — Уголек сигареты описал дугу через перила и упал на покрывающий двор гравий.

— Пьет?

— Пьет и вечно варит себе какую-то дрянь в лаборатории. Знаешь, он в курсе понемногу почти что обо всем. У него еще полно друзей по всей округе. Я слышала эти их истории о том, как вы с ним были детьми. До того, как ты уехал.