Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Дальше под серым пластиковым брезентом стояла половинка экранолета «дорнье», а за ней — на самодельном трейлере — похожий на осу черный гоночный мотоцикл «судзуки». Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как Руди в последний раз всерьез участвовал в гонках. Под еще одним брезентом возле трейлера с байком приютился старенький снегоход. А за ними — пятнистый ховер, списанный после войны, почти что танк; от приземистой бронированной машины пахло керосином, на котором работала турбина. Усиленная стальной сеткой юбка воздушной подушки распласталась по гравию. Окна напоминали бойницы с толстым высокопрочным пластиком вместо стекол. К похожим на тараны бамперам были привинчены номерные знаки Огайо. Номера не просрочены.

— Понимаю, о чем ты думаешь, — сказала Салли, и, обернувшись, Тернер увидел, что она стоит у перил веранды с кружкой дымящегося кофе. — Руди говорит, если эта махина не сможет через что-то перелезть, она просто насквозь проломится.

— Быстрая? — Прикоснувшись к бронированному боку ховера.

— Конечно, но примерно через час тебе понадобится новый позвоночник.

— А ездить на такой вообще законно?

— Нельзя сказать, что полиции так уж нравится ее вид, но разрешение на поездки по улицам выдали. Насколько я знаю, нет законов, которые запрещали бы броню.

— Энджи чувствует себя лучше, — сказала Салли, когда он вошел за ней на кухню. — Правда, милая?

Дочь Митчелла подняла глаза от кухонного стола. Ее синяки, как и синяки Тернера, поблекли — пара жирных запятых, похожих на сине-черные нарисованные слезы.

— Мой друг — доктор, — сказал Тернер. — Он осмотрел тебя, пока ты была без сознания. Он говорит, с тобой все в порядке.

— Он твой брат. И он не врач.

— Извини, Тернер, — сказала от плиты Салли. — Я довольно прямолинейна.

— Ладно, не врач, — согласился Тернер, — но он много чего умеет. Мы волновались, вдруг ребята из «Мааса» сделали что-то с тобой, подстроили так, чтобы ты заболела, если уедешь из Аризоны…

— Например, вживили бомбу в кору головного мозга? — Энджи ковыряла ложкой холодную овсянку на щербатой тарелке с каймой из яблоневых цветов — из сервиза, который Тернер помнил слишком хорошо.

— Господи, — выдохнула Салли, — во что ты впутался, Тернер?

— Хороший вопрос. — Он подсел к столу.

Энджи, не сводя с него глаз, жевала свою овсянку.

— Энджи, — начал Тернер, — когда Руди тебя сканировал, он нашел у тебя в голове нечто странное.

Девочка перестала жевать.

— Он не знает, что это такое. Это вживили туда, возможно, еще когда ты была совсем маленькой. Знаешь, о чем я?

Она кивнула.

— Ты знаешь, что это?

Энджи сглотнула:

— Нет.

— Но ты знаешь, кто поместил это туда?

— Да.

— Твой отец?

— Да.

— Ты знаешь почему?

— Может, потому, что я болела?

— Чем ты болела?

— Я была недостаточно умной.

К полудню все было готово. Заправленный ховер ждал у проволочного заграждения. Руди дал Тернеру прямоугольный черный пакет-зиплок, набитый новыми иенами, — некоторые банкноты от долгого употребления были настолько потерты, что стали почти прозрачными.

— Я попытался прогнать запись через французский «лексикон», — сказал Руди; одна из собак тем временем терлась пыльным боком о его штанину. — Не сработало. Похоже, это какой-то креольский диалект. А может, африканский. Хочешь себе копию?

— Нет, — ответил Тернер, — лучше сам с ней поиграйся.

— Спасибо, — сказал Руди, — но никаких копий; я не собираюсь признаваться в том, что ты вообще был здесь, если кто-то станет интересоваться. Что до нас с Салли, мы под вечер отправимся в Мемфис, погостим у друзей. За домом присмотрят собаки. — Он почесал животное где-то под пластиковым колпаком. — Правда, малыш? — (Собака было заскулила, но потом завиляла хвостом.) — Пришлось отучить их охотиться на енотов после того, как я поставил эти инфракрасные сканеры, — сказал он, — иначе в округе не осталось бы вскоре ни одного енота…

По ступеням веранды спустились Салли и девочка. Салли несла старый холщовый мешок, в который собрала им в дорогу бутерброды и термос с кофе. Тернер вспомнил ее в постели — там, наверху, — и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Сегодня она выглядела старше, чем вчера, и гораздо более усталой. Энджи сменила залитую кровью футболку «МААС-НЕОТЕК» на бесформенную кофту, которую ей подыскала Салли. В ней девочка казалась еще младше, чем была на самом деле. Салли даже удалось вписать блекнущие синяки в довольно эксцентричный макияж вокруг глаз, который дико контрастировал с детским лицом и мешковатой кофтой.

Руди протянул Тернеру ключи от ховера:

— Я заставил свой старый «Крей» сварганить мне сегодня утром выжимки из последних сводок новостей, раздел «Корпорации». Кое-что из этого тебе, вероятно, следует знать. А именно: «Маас-Биолабс» объявили о смерти доктора Кристофера Митчелла в результате несчастного случая.

— Подумать только, как неопределенно умеют выражаться эти типы.

— И смотри, чтобы ремни всегда были натянуты потуже, — говорила тем временем Салли, — иначе твоя попка превратится в сплошной синяк еще до того, как вы на кольцевую вокруг Стейтсборо выберетесь.

Руди глянул на девочку, потом снова на Тернера. Тернеру видна была сетка лопнувших сосудов у брата на носу. И глаза у того были налиты кровью, и левое веко явственно подергивалось.

— Ну, думаю, вот и все, — сказал Руди. — Забавно, но я уже было решил, что никогда больше тебя не увижу. Странно как-то снова видеть тебя здесь…

— Ну, — отозвался Тернер, — вы оба сделали больше, чем я был вправе рассчитывать.

Салли отвела глаза.

— Так что спасибо. Думаю, нам пора двигаться. — Он забрался в кабину ховера, желая поскорее уехать.

Сжав напоследок запястье девочки, Салли отдала ей мешок и постояла рядом, пока та карабкалась вверх по откидным подножкам. Тернер забрался на водительское сиденье.

— Она все спрашивала о тебе, — сказал вдруг Руди. — Через какое-то время стало так плохо, что даже аналоги эндорфина не могли подавить боль, и каждые два часа она спрашивала, где ты, когда ты приедешь.

— Я посылал тебе деньги, — сказал Тернер. — Достаточно, чтобы отвезти ее в Тибу. Там, в клинике, могли бы испробовать что-нибудь новое.

— Тиба? Господи, — фыркнул Руди, — она была старуха. Ну и что проку, если бы в Тибе растянули ее жизнь еще на несколько месяцев? Если больше всего на свете она хотела увидеть тебя?

— Тогда не вышло, — сказал Тернер, когда девочка села на соседнее сиденье и поставила мешок между ног на пол. — Увидимся, Руди, — кивнул он. — Спасибо, Салли.

— Прощайте, — отозвалась Салли, обнимая Руди за талию.

— О ком вы говорили? — спросила Энджи, когда опустилась крышка люка.