Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Глянь только, — произнес Тик. — Возможно, там, черт побери, целый мир…

— И ты не знаешь, что это? — Девочка присмотрелась к Тику, во взгляде которого появилось знакомое отстраненное выражение, значит, где-то там, в Брикстоне, его пальцы порхают над декой.

— Это очень, очень большой сгусток данных, — сказал Колин.

— Я только что попытался протянуть ниточку к тому конструкту, которого Салли называет Финном, — сказал Тик; взгляд его сфокусировался, но в голосе возникли нотки озабоченности. — Однако не смог прорваться. У меня возникло нехорошее чувство, как будто там кто-то есть… ждет чего-то. Пожалуй, нам лучше бы сейчас отключиться…

На жемчужной поверхности колонны возникла черная точка, выросла в четко очерченный круг…

— Чтоб мне провалиться, — выдохнул Тик.

— Оборви связь, — бросил Колин.

— Не могу! Нас зацепили…

На глазах у Кумико синий силуэт «лодки» под ней распластался и сузился, превращаясь в лазурную дорожку, ведущую к круглому оку тьмы. Потом… мгновение абсолютной странности, пустоты — и Кумико вместе с Тиком и Колином тоже растянулась в стремительную линию…

…и оказалась в парке Уэно. Над неподвижными водами пруда Синобадзу повис осенний вечер. Рядом с ней на полированной скамейке из холодных брусков поликарбона сидит мать, сейчас она гораздо красивее, чем в воспоминаниях. Ее полные губы светятся яркой помадой, нанесенной лучшими, тончайшими кисточками. На матери знакомая французская черная куртка с поднятым воротником, темный мех обрамляет приветливую улыбку.

Кумико могла только смотреть перед собой, сжавшись в комок на скамейке и чувствуя под сердцем ледяной пузырь страха.

— Какая ты глупенькая, Кумико, — сказала мать. — Как ты могла вообразить, что я забуду тебя и брошу посреди зимнего Лондона на милость гангстерам, прислуживающим твоему отцу?

Кумико смотрела, как шевелятся совершенные губы, чуть приоткрывая белые зубы, — девочка знала, что за этими зубами следил самый лучший дантист Токио.

— Ты умерла, — услышала она свой голос.

— Нет, — улыбнулась мать, — не сейчас. И не здесь, в парке Уэно. Посмотри на журавлей, Кумико.

Но Кумико даже не повернула голову.

— Посмотри на журавлей.

— Отвали нахрен, — сказал Тик.

Кумико резко обернулась. Он был тоже здесь, в парке. Его бледное лицо было перекошено и лоснилось от пота, сальные волосы прилипли ко лбу.

— Я — ее мать.

— Она не твоя мама, понимаешь? — Тика трясло, все его искривленное тело вздрагивало, как будто он заставлял себя идти наперекор ужасному ветру. — Не… твоя… мама…

Под мышками серого пиджака проступили темные полумесяцы. Маленькие кулачки ходили ходуном, а он все силился сделать следующий шаг.

— Ты болен, — сказала мать Кумико сочувственным тоном. — Тебе стоит прилечь.

Тик упал на колени, придавленный к земле невидимой тяжестью.

— Прекрати! — закричала Кумико.

Что-то с силой вдавило лицо Тика в пастельный бетон дорожки.

— Прекрати!

Левая рука человечка взлетела от плеча вертикально вверх и начала медленно вращаться, кисть по-прежнему оставалась сжатой в кулак. Кумико услышала, как что-то хрустнуло — кость или, может быть, сустав, — и Тик закричал.

Ее мать рассмеялась.

Кумико ударила мать по лицу. Удар отозвался в ее руке резкой и очень реальной болью.

Лицо матери дрогнуло, превращаясь в чье-то чужое. Лицо гайдзинки с широким ртом и тонким, острым носом.

Тик застонал.

— Отлично проработанная картинка, доложу я вам, — раздался вдруг голос Колина.

Кумико повернулась и увидела его сидящим верхом на лошади с охотничьей литографии — на стилизованном графическом воспроизведении вымершего животного. Грациозно выгнув шею, лошадь подошла ближе.

— Простите, что задержался. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отыскать вас. Какая восхитительно сложная структура. Что-то вроде карманной вселенной. Я бы сказал, тут всего понемножку. — Он натянул поводья.

— Игрушка, — сказало нечто с лицом матери Кумико, — как ты смеешь разговаривать со мной?

— По правде говоря, смею. Вы — леди три-Джейн Тессье-Эшпул, или, точнее, покойная леди три-Джейн Тессье-Эшпул, обитавшая на вилле «Блуждающий огонек» и, не так чтобы недавно, безвременно ушедшая из жизни. А эту довольно удачную декорацию токийского парка вы только что выудили из воспоминаний Кумико, не так ли?

— Умри! — Женщина выбросила вверх белую руку, с ее ладони вспорхнула фигурка, сложенная из листка неона.

— Нет, — сказал Колин, и журавлик распался; призрачные обрывки пронеслись сквозь Колина и растаяли. — Не выйдет. Извините. Я вспомнил, что я такое. Нашел те куски, которые были запрятаны в блоках памяти, отведенных для Шекспира, Теккерея и Блейка. Я был модифицирован специально для того, чтобы помогать советом и защищать Кумико в ситуациях гораздо более опасных, чем те, какие только могли вообразить мои первоначальные конструкторы. Я — тактическое устройство.

— Ты — ничто.

У ее ног зашевелился Тик.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Видите ли, три-Джейн, здесь, в этом вашем… архитектурном капризе, я столь же реален, как и вы. Понимаешь, Кумико, — сказал он, спрыгивая с седла, — загадочный макроформ Тика — на самом деле куча-мала очень дорогих биочипов, собранная под заказ. Что-то вроде игрушечной вселенной. Я пробежался по ней вверх-вниз, и здесь, безусловно, многое стоит посмотреть, многому поучиться. Эта… женщина — скажем так, если уж мы решили относиться к ней как к человеку, — создала ее в трогательном стремлении — о нет, даже не к бессмертию , а просто чтобы сделать все по-своему. Подчинить все своим узким, навязчивым и исключительно ребяческим желаниям. И кто бы мог подумать, что предметом жесточайшей и так мучительно снедающей ее зависти станет Анджела Митчелл?

— Умри! Ты умрешь! Я тебя убиваю! Сейчас же!

— Попытка не пытка, — отозвался Колин с усмешкой. — Видишь ли, Кумико, три-Джейн знала о тайне Митчелл, о тайне ее взаимоотношений с матрицей. Было время, когда Митчелл обладала потенциалом… ну… она могла стать центром всего… Впрочем, эта история не стоит того, чтобы в нее вдаваться. А три-Джейн просто ревновала…

Фигура матери Кумико качнулась дымком и растаяла.

— О, дорогая, — сказал Колин, — боюсь, я утомил благородную леди. Параллельно нашей с ней пикировке мы вели нечто вроде позиционной войны, только на другом уровне командных программ. Ситуация патовая. Разумеется, временно; я уверен, леди три-Джейн без труда оправится…

Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку.

— Господи, — выдохнул он, — я уж было решил, она мне ее напрочь из сустава вывернула.

— Она и вывернула, — сказал Колин, — но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить изменения.