Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Кумико подошла к лошади поближе. Вблизи та и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага.

— И что нам теперь делать?

— Убираться отсюда. По коням! Кумико — вперед. Тик — назад.

Тик с сомнением поглядел на лошадь:

— Верхом на этом?

Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса.

— Но мы же должны быть в Токио, — запротестовала Кумико, когда они въехали в лес.

— Здесь все обрывками, — сказал Колин, — хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода…

Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. Очень странная история.

На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами.

— Смотрите, — сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом.

— Да, — отозвался Колин, — оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода…

— Колин! Ты видел? Женщина. Вон там…

— Да, — сказал он, не давая себе труда повернуть голову. — Анджела Митчелл…

— Правда? Она здесь?

— Нет, — ответил он, — пока еще нет.

И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру.

— Вам туда, — сказал Колин. — Тик отвезет тебя назад на одном из…

— Да ни за что, — запротестовал сзади Тик.

— Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. В данном случае вообще одно и то же…

С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену.

Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и… и что-то еще.

Зазвонил телефон.

Глаза девочки тут же распахнулись.

Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и…

— Домосед, а домосед, — сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, — что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель?

— Салли! Салли, где ты?

— В Нью-Джерси. Эй! Детка? Детка, что происходит?

— Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой!

— Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось?

— Мне столько нужно тебе рассказать…

— Давай, — сказала Салли, — это ведь моя монетка.

Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос:

— ДУМАЕТЕ, ЭТО ЧЕРТОВСКИ ВЕСЕЛО, А? ХА-ХА-ХА, И МЫ ТОГО ЖЕ МНЕНИЯ! МЫ ДУМАЕМ: ВЫ, РЕБЯТА, ОФИГЕТЬ КАКИЕ ЗАТЕЙНИКИ, ТАК ДАВАЙТЕ ТЕПЕРЬ ПОВЕСЕЛИМСЯ ВМЕСТЕ!

Ничего не видно, только пламя над ховером.

— Мы просто уйдем, — сказала Черри у него за спиной, — возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. — Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. — Давай, Слик, что нам еще остается?

Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы Муравейникова киберпространства. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу размытые темные следы — кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики.

— Не смог сдвинуть с места остальных, — сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления.

— Просто у каждого свой пульт, — ответил Слик.

— Пора спросить совета у Графа, — сказал Джентри, бросая пульт Слику.

— Я туда не пойду, — ответил Слик. — Иди сам.

— Нет необходимости, — отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре; на мониторе возникло лицо Бобби Графа.

Глаза Черри широко распахнулись.

— Да скажите же ему, — начала она, — что ему скоро хана. Он кони двинет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает.

Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев.

— Слышишь, ты, сукин сын? — заорала Черри. — Ты умираешь! В легких у тебя все больше и больше жидкости, почки отказывают, сердцу кранты… От одного твоего вида меня блевать тянет.

— Джентри, — сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, — не знаю, какой там у вас расклад, ребята, но я организовал небольшой отвлекающий маневр.

— Мы так и не проверили мотоцикл. — Черри обняла Слика за плечи. — Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу.

— Что это значит — «небольшой отвлекающий маневр»? — освобождаясь от ее рук, спросил Слик и уставился в монитор.

— Я еще работаю над этим. Я ввел новый маршрут в программу автоматического грузовоза «Борг-Уорд», который недавно вылетел из Ньюарка.

Слик оторвался от Черри.

— Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! — заорал он Джентри.

Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почуял первые признаки нового приступа корсаковского синдрома — отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти.

— Никуда он не пойдет, — ответил за ковбоя Бобби. — Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. К вам уже едут одни люди… в некотором смысле друзья. Они освободят вас от «алефа». А я пока займусь этими сукиными детьми снаружи.

— Не собираюсь я тут торчать и смотреть, как ты подыхаешь! — взвыла Черри.

— А тебя никто и не просит. Мой вам совет — выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я их отвлеку.

Никогда еще Фабрика не казалась такой пустой.

Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: перышки и разнокалиберные ржавые часики — все давно стоят, все показывают разное время… Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. Пожалуй, и меня скоро не будет, подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Все не так, как раньше. И нет времени вывезти механизмы, — во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдет, то сюда больше не вернется. Фабрике и так уже никогда не стать прежней.

Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа «Биг-Гиндза» — это было все, что ей удалось разыскать на кухне. Слик нес два спальных мешка, фонарик и молоток.