Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Телефон зазвенел прямо в руке. Наверно, Инчмэйл еще что-то вспомнил.

— Да?

— Алло? Это ’Оллис?

— Одиль?

— Ты посмотреть маки?

— Да. Красивые.

— Из «Нода» звонили. У тебя, сказали, новый шлем?

— Да, новый, спасибо.

— Это хорошо. Ты знать Сильверлейк?

— Более-менее.

— Более?..

— Я знаю Сильверлейк.

— Здесь художница Бет Баркер, у нее квартира. Приходи посмотреть квартиру, обстановку. Это аннотированная обстановка, ты в курсе?

— Как — аннотированная?

— В гиперпространстве к каждой вещи прилагаться описание Бет Баркер, рассказ про этот предмет. На один простой стакан воды — двенадцать ярлыков.

Холлис бросила взгляд на белую орхидею, что цвела на высоком кофейном столике, и вообразила ее обклеенной виртуальными карточками.

— Одиль, звучит заманчиво, но лучше в другой раз. Мне надо сделать кое-какие заметки. Переварить впечатления.

— Она расстроится, Бет Баркер.

— Скажи, пускай держит хвост пистолетом.

— Хвост?

— Загляну в другой раз. Честно. Маки просто чудесные. Это мы еще обсудим.

— А, отлично. — Собеседница повеселела. — Я передать Бет Баркер. До свидания.

— До свидания… Эй, Одиль?

— Что?

— Твое сообщение. Кажется, ты хотела потолковать о Бобби Чомбо.

— Хочу, да.

— Это потом. Пока.

Она торопливо встала и спрятала телефон в карман халата, словно это могло помешать трубке зазвонить снова.

— Холлис Генри. — Молодой человек из проката машин изучил ее права и поднял взгляд. — Я вас видел по телику?

— Нет.

— Хотите «полное покрытие»?

— Да.

Он черкнул три крестика на контракте.

— Тут подпись, два раза инициалы. В кино, что ли?

— Нет.

— Поете. В той группе. Такой носатый лысый парень на гитаре, англичанин.

— Нет.

— Только не забудьте все заполнить, когда возвращать будете. — Парень уставился на нее с дерзким, хотя и не слишком горячим любопытством. — Все-таки это вы.

— Нет, — отвечала Холлис, принимая ключи, — не я.

После чего направилась к взятому напрокат черному «пассату», положила на пассажирское кресло коробку из «Синего муравья» и села за руль.

Тито и Вьянка упаковали всю обстановку его комнаты в десять свертков разной величины, завернули каждый в два черных мусорных мешка и заклеили толстой черной изолентой. Остались только матрас, гладильная доска, длинноногий стул с Канал-стрит и старая железная вешалка. Согласно уговору, Вьянка брала себе стул и доску. Матрас, накопивший достаточно чешуек эпидермиса и волосков для анализа ДНК, кузина запечатала в два черных целлофановых пакета еще до того, как пропылесосить комнату; его ожидала прямая дорога на свалку. Достаточно было присесть на матрас, как мешки начинали тихонько шуршать; а ведь Тито предстояло провести на нем целую ночь.

Мужчина еще раз притронулся к «Нано», подвешенному на шею, и про себя порадовался тому, что его музыка с ним.

— Chainik -то мы убрали, — спохватился Тито. — Теперь и чая не попить.

— Не хочу вытирать все снова, — нахмурилась кузина.

— А Карлито называл меня и Алехандро словом «chainiki», — сказал ей мужчина. — Оно означает человека невежественного, но готового учиться. Ты знала?

— Нет. — В белой бумажной сеточке Вьянка была похожа на невероятно прелестное и очень опасное дитя. — Я думала, в них только чай заваривают.

— Так выражаются в России, это жаргон хакеров.

— Тебе никогда не казалось, что ты забываешь русский язык? — спросила она по-английски.

Прежде чем он успел ответить, кто-то тихонько постучал в дверь, как полагалось по протоколу. Вьянка легко поднялась с матраса с особой, какой-то змеиной грацией.

— Бродерман, — сообщила она, отстучав полагающийся ответ, и открыла дверь.

— Hola, Viejo [367] «Привет, старик» (исп.). . — Вошедший кивнул Тито и снял с головы черную вязаную повязку, гревшую голову вместо теплых наушников.

Его волосы стояли сплошной вертикальной копной с интересным темно-рыжим оттенком — следом работы перекиси водорода. Как говорила Хуана, в этом мужчине кубинская кровь прежде слилась с африканской, а потом уже к ним подмешалась китайская. В последнее время Бродерман еще усиливал это впечатление к собственной выгоде и на пользу своим родным. С точки зрения расы, он был амбивалентен — самый настоящий хамелеон. Его испанская речь свободно скользила между кубинской, сальвадорской и «чиланго» [368] Белый мексиканец, житель города Мехико, рожденный в столице или мигрировавший из другого города (сленг.). — версиями, а когда он принимался трещать на языке чернокожих американцев, Тито не мог разобрать ни слова. Бродерман был заметно выше него, отличался худощавостью и вытянутым лицом, а еще — постоянной краснотой в глазных белках.

— Llapepi , — кивнул он Вьянке, в шутку переставив буквы в испанском слове papilla (девушка-подросток).

— Hola , Бродерман. Qué se cuenta? [369] Что слышно? (исп.)

— Все по-старому, — ответил гость, наклоняясь, чтобы поймать и стиснуть ладонь Тито. — А ты у нас герой дня.

— Не люблю ждать, — сказал Тито и встал, чтобы размять затекшие от беспокойства спину и р у ки.

Голая лампочка над головой, казалось, горела ярче прежнего; Вьянка и ее успела начисто вытереть.

— Зато я видел вашу Систему, братишка. — Бродерман поднял руку с белым пакетом. — Карлито прислал тебе обувь.

На черных туфлях еще сохранились фирменные сине-белые ярлычки «Адидас». Тито присел на корточки у запакованного в мешки матраса и снял старые ботинки. Потом натянул «Адидасы» поверх не очень плотных носков, оторвал ярлычки и, крепко натянув шнурки, завязал их. Поднялся на ноги, покачался, чтобы проверить, удобно ли.

— Модель GSG9, — сообщил Бродерман. — Разрабатывалась для спецподразделений германской полиции.

Тито расставил ноги на ширине плеч, убрал свой «Нано» под майку, набрал в грудь воздуха и сделал сальто назад, едва не задев носками голую лампочку на потолке. Он приземлился в трех футах от места, где только что стоял, и ухмыльнулся Вьянке, но та и не подумала улыбнуться в ответ.

— Схожу куплю еды, — сказала она. — Ты что будешь?

— Все равно, — ответил Тито.

— А я, пожалуй, начну погрузку, — вызвался его кузен, легонько пнув носком ботинка груду черных мешков.

Вьянка передала ему свежую пару хлопчатобумажных перчаток.

— Помочь? — вызвался Тито.

— Не надо. — Бродерман натянул перчатку и погрозил кузену белым пальцем. — Повредишь себе что-нибудь, растянешь, а Карлито нам головы оторвет.

— Он прав, — на полном серьезе поддакнула Вьянка, надевая бейсболку вместо бумажной сеточки. — Так и доиграться можно. Ладно, давай сюда бумажник.