Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Привет Олдо. — Она улыбнулась, и отвернулась чтобы поприветствовать кого-то, незнакомого Милгриму.

— Мне интересно, — сказал Милгрим понижая голос и оглядывая танцевальный зал поверх полированного блеска головы другого водителя, — насчет тестов. Которые были раньше.

— Каких тестов?

— Тестов мочи, — сказал Милгрим.

— Я думаю их отменили. Их больше нет в наших списках. Вообще все сейчас изменилось.

— В Голубом Муравье?

— Новая метла, — кивнул олдо серьезно. Затем прислушался к наушнику в своем ухе и бесшумно удалился.

— Мы нашли твое полоскание, — сказал Рауш. — В Нью-Йорке. Отправим в твою каюту. — Он выглядел так, словно не рад встретить Милгрима, хотя обычно так оно и было.

— Олдо сказал что в Голубом Муравье все меняется. Новая метла.

Плечи Рауша приподнялись. — Все, кто что-нибудь значит, — сказал он, — все ключевые люди в этом самолете.

— Это не самолет, — сказал Милгрим.

— Что бы это ни было, — с раздражением произнес Рауш.

— Ты знаешь когда мы будем в Исландии?

— Завтра утром. Это просто такой прогулочный круиз. Перерыв чтобы отвлечься.

— Я больше почти не принимаю лекарства.

— Последние три месяца ты принимал просто плацебо. Полагаю это были витамины и минералы. — Рауш осторожно посмотрел на Милгрима, смакуя его реакцию.

— Почему ты мне сказал сейчас?

— Бигенд сообщил всем и каждому что ты снова стал полноценным человеком. Это цитата. Извини. — Он по-быстрому скрылся в толпе.

Милгрим сунул руку во внутренний карман куртки и нащупал почти пустой блистер. Не будет больше никаких лиловых записей с датами и временем. — Однако мне нравятся плацебо, — сказал он сам себе и услышал взрыв аплодисментов.

Сестры Доттир и их неприятный папаша, спускались по матовым стеклянным ступеням винтовой лестницы. Фиона сказала Милгриму что их новый альбом только что вышел. Блестящие и горностаевые они спустились и встали по сторонам от своего угрюмого Доттир-папы. Который, как сказала Фиона, заключил с Бигендом какое-то значительное и выдающееся партнерское соглашение о совладении, касающееся Исландии. Соглашение было секретным и оформлялось так, чтобы никто со стороны не мог ничего узнать наверняка. Большинство таких соглашений именно так и оформляются. Это Бигенд, сказала она, продал этим молодым Исландским финансовым ковбоям идею Интернет банкинга. — Преподнес им, — сказала она, в салоне, в объятьях Милгрима. — Он точно знал что произойдет. У них в головах не было ничего такого электронно-интернетного и это сработало.

Провозгласили тост. Он поспешил найти Фиону и стакан Перье.

Когда он взял ее за руку, Памела Мэйнуоринг быстро прошагала мимо в сторону Бигенда.

— Привет мам, — сказала Фиона.

Памела улыбнулась, кивнула, мимолетно заглянула в глаза Милгрима и пошла дальше.

Этот сон, по часовой стрелке: спирали и изгибы из мрамора восемнадцатого века, неровные восковые потертости в камне, словно срезы многотонных масс окаменелой флегмы курильщика. Профиль каждой ступени собран из аккуратных сегментов чего-то безжизненного как штукатурка, которой замазали старые трещины и выбоины. Словно расчерченные и рассеченные а затем скрепленные секции любимой конечности вернувшейся из путешествия. Хирургия, катастрофа, вверх по лестнице выше и выше. В самую западную часть, по спирали. Над лобби, полоски Робертовой рубашки и голова турка на степлере. И то, и другое над грубостью тонкого идиотизма лошадиной резьбы в глубине стола, а она поднимается еще выше.

Этот этаж ей неизвестен, она никогда не была здесь. Выцветший, цветастый, допотопный ковер под лампами накаливания, архаичное контролируемое горение металлической нити. Стены, завешенные безумным разнообразием безлюдных ландшафтов, на всех на них смутно-спектральная тень штыря Бурж Халифа.

И в дальнем конце безбрежной, возможно бесконечной комнаты, в бассейне теплого света, сидящая фигура в костюме цвета Голубой Клейна. Она поворачивается обнаруживая бледный мех, нарумяненную морду и деревянные крашеные зубы…

Она просыпается рядом с Гарретом, который спокойно дышит в их затемненной комнате, ощущая кожей простыню.

Шедевр альтернативной истории, краеугольный камень субкультуры стимпанка, пример полновесного сотворчества двух писателей, которым тесны рамки любого жанра.

«Машина различий» — это широкомасштабная, полифоничная панорама мира, в котором одновременно с промышленной революцией произошла революция информационная, так что компьютер явился на век раньше положенного.

Мира, в котором Чарльз Бэббидж построил свою разностную машину, а власть у аристократии перехватили лорды-радикалы во главе с Байроном.

Мира, в котором палеонтологи-катастрофисты ожесточенно спорят с униформистами, возглавляемая Карлом Марксом коммуна взяла власть в Нью-Йорке, вычислительные мощности измеряются суммарной длиной зацепления медных шестеренок, Лондону грозит экологическая катастрофа, а бунтовщики-луддиты предоставляют конспирологам богатую пищу для размышлений…

Композитное изображение, оптически закодированное аэропланом сопровождения трансканального дирижабля «Лорд Брюнель»: в кадре — окраины Шербура, 14 октября 1905 года.

Вилла, сад, балкон.

Уберите завитки чугунной решетки балкона, и взгляду откроется кресло-каталка и сидящая в нем женщина. На никелированных спицах обращенного к окну колеса горит закатное солнце.

Артритные руки женщины, владелицы виллы, лежат на узорчатой материи, сотканной станком Жаккарда.

Руки состоят из сухожилий, тканей, сочлененных суставами костей. Время и незримые информационные процессы сплели из микроскопических волокон клеточного материала женщину.

Ее имя — Сибил Джерард.

Внизу, в запущенном английском саду, голые виноградные лозы оплели деревянные решетки, укрепленные на шелушащихся, давно не беленных стенах. Теплый сквозняк, проникающий в открытые окна комнаты, шевелит на шее женщины выбившиеся из прически седые волосы, приносит запахи дыма, жасмина, опиума.

Ее взгляд устремлен в небо, где проплывает исполинский, бесконечно прекрасный силуэт — металл, сумевший за время ее жизни разорвать путы тяготения. Предшествуя этой царственной громаде, на фоне красного горизонта ныряют и кувыркаются крошечные беспилотные аэропланы.

«Как жаворонки», — думает Сибил.