Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Ты нужен здесь, Томас.

— Вот-вот, — отмахнулся Гексли. — Все вы так говорите. Я поставил себе за правило выбираться отсюда хотя бы раз в год. Съезжу в Уэльс, поброжу по холмам. Отдохновение души… — Он помолчал. — Ты уже слышал, что меня выдвигают в лорды?

— Нет! — восхитился Мэллори. — Том Гексли — лорд! Это надо же! Ты меня радуешь!

Гексли неожиданно помрачнел.

— Я видел лорда Форбса в Королевском обществе. «Ну, — сказал Форбс, — рад сообщить, что ваши заслуги получили высочайшую оценку. Отбор в палату лордов производился в пятницу вечером, и, по моим сведениям, вы прошли». — Гексли артистически изобразил жесты Форбса, его манеру выражаться, даже интонации. — Я еще не видел списка, — теперь он говорил своим собственным голосом, — но Форбсу можно верить.

— Конечно же! — радостно согласился Мэллори. — Форбс, он человек надежный.

— А вот я, — охладил его Гексли, — не спешу радоваться, ведь официально ничего еще не объявлено. Меня очень беспокоит здоровье премьер-министра.

— Да, — кивнул Мэллори, — жаль, что он болен. Но ты-то здесь при чем? Твои достижения говорят сами за себя!

— Время выбрано не случайно, — покачал головой Гексли. — Я подозреваю, что это тактический ход Бэббиджа и его ближайших сподвижников, последняя попытка набрать в палату лордов побольше ученых, пока Байрон еще на коне.

— Что за странные мысли! — удивился Мэллори. — Кто, как не ты, был активнейшим сторонником эволюции во всех дебатах? К чему сомневаться в своем счастье? Мне это представляется элементарнейшей справедливостью!

Гексли схватился за лацканы сюртука — жест, выражавший у него высшую степень искренности.

— Стану я лордом или нет, могу сказать одно: сам я в это дело не вмешивался. Я ни о чем не просил, и если получу титул, то не посредством каких-то там закулисных махинаций.

— Но мне казалось, что отбор лордов не связан ни с какими махинациями, — удивился Мэллори.

— Еще как связан! — отрезал Гексли. — Хотя ты и не услышишь такого от меня прилюдно. — Он понизил голос. — Но мы с тобой знаем друг друга уже много лет. Я рассчитываю на тебя как на союзника, Нед, и как на честного человека.

Гексли вышел из-за стола и начал нервно вышагивать по турецкому ковру.

— В таком важном деле ложная скромность бессмысленна. У нас есть серьезные обязанности — перед самими собой, перед внешним миром, перед наукой. Мы купаемся в похвалах — удовольствие, на мой взгляд, ниже среднего, — а заодно претерпеваем бесчисленные трудности, в том числе и страдания, и даже опасности.

Сперва радостная новость, затем тревожные, несколько загадочные откровения — от всего этого кругом шла голова. Впрочем, Гексли всегда создавал вокруг себя какую-то особую напряженную атмосферу; так было даже в давние студенческие годы. Впервые после Канады Мэллори почувствовал, что возвратился в настоящий свой мир, в мир более чистый, возвышенный, где обитал разум Томаса Гексли.

— Опасности какого рода? — спросил он после довольно длительной паузы.

— Нравственные опасности. И физические тоже. Борьба за власть всегда сопряжена с риском. Лордство — пост политический. Партия и правительство, Нед. Деньги и законы. Соблазны и постыдные компромиссы… Ресурсы нации не безграничны, конкуренция велика. Нишу науки и образования следует защищать, нет — расширять ! Так или иначе, — невесело улыбнулся Гексли, — нам приходится рисковать. В противном случае остается только опустить руки и отдать мир грядущего на волю дьявола. Лично я скорее умру, чем стану смотреть, как распродают науку!

Пораженный резкостью Гексли, Мэллори взглянул на мальчика, который сосал свою конфету и от скуки колотил ногами по креслу.

— Ты самый подходящий для этого человек, Томас, — сказал он после секундного раздумья, — и всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

— Спасибо, Нед, я был в тебе уверен. Я очень рассчитываю на твою смелость, на твое ослиное упорство. За два года каторжного труда в дебрях Вайоминга ты показал себя крепким как сталь! А тут я на каждом шагу вижу людей, которые с пеной на губах распинаются о своей преданности науке, а сами только и мечтают, что о золотых медалях и профессорских мантиях.

Гексли ходил все быстрее и быстрее.

— Моровое поветрие, настоящее моровое поветрие. Более того, — он резко остановился, — иногда я начинаю опасаться, не коснулось ли оно и меня. Ты понимаешь, Нед, как это страшно?

— Это невозможно, — заверил его Мэллори.

— Хорошо, что ты снова с нами. — Гексли снова заметался по кабинету. — И что ты теперь — знаменитость! Мы должны на этом сыграть. Я хочу, чтобы ты написал о своих подвигах книгу.

— Странно, что ты об этом заговорил, — отозвался Мэллори. — У меня в саквояже как раз лежит образчик подобной литературы. «Миссия в Китай и Японию» Лоренса Олифанта. Толковый парень, очень сообразительный.

— Олифант из Географического общества? Безнадежный случай. Слишком сообразительный и врет, как политик. Нет, ты должен писать совсем просто — настолько просто, чтобы тебя мог понять и самый рядовой механик, из тех, что украшают свои гостиные пемброковскими столами и фарфоровыми селянками! Поверь мне, Нед, это нужно для большого дела. А заодно принесет тебе хорошие деньги.

Мэллори несколько растерялся.

— Ну, говорю я вроде и ничего, если под настроение, — но взять вот так и написать целую книгу…

— Ничего, — улыбнулся Гексли, — мы подыщем тебе какого-нибудь писаку с Граб-стрит, чтобы навел полный лоск, так сейчас все делают. У меня тут есть на примете один парень, Дизраэли, сын того Дизраэли, который основал «Дизраэлиз Квотерли». Малость с поворотом, пишет всякие бульварные романчики. Но довольно надежен, пока не напьется.

— Бенджамин Дизраэли? Моя сестра Агата обожает его романы.

Кивок Гексли тактично намекал Мэллори, что женщину из клана Гексли никогда не застали бы за чтением такой макулатуры.

— Нам еще следует обсудить твое выступление на симпозиуме Королевского общества, твою будущую речь о бронтозаврусе. Это будет значительное событие, прекрасный случай завоевать публику. У тебя есть хороший портрет для афиши?

— Откуда же? — удивился Мэллори.

— Тогда обратись к Моллу и Полибланку — они дагеротипируют весь высший свет.

— Постараюсь запомнить.

На стене кабинета висела большая, в раме красного дерева, лекционная доска; Гексли подошел к ней, взял массивную серебряную держалку для мела, написал косыми, словно летящими буквами: Молл и Полибланк — и обернулся.

— Еще тебе понадобится кинотропист, и у меня как раз есть такой подходящий человек. Мы часто прибегаем к его услугам. Работает хорошо, бывает, что слишком хорошо. Следи за ним в оба, иначе симпозиум превратится в демонстрацию клакерских фокусов, а о тебе господа ученые попросту забудут. «Наполнять золотой рудой малейшую трещинку» — так это у него называется. Весьма смышленый джентльмен.