Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Энергетик был на вкус как холодный разведенный сироп от кашля. Флинн проглотила, крикнула: «Пшли вон!» — и ринулась на стрекоз.

Одна из мужских ладоней оторвалась от стекла, ее тень исчезла. Женщина шагнула прочь, вторая мужская ладонь осталась на прежнем месте. Флинн догадывалась, что пара стояла у окна и мужчина рассчитывал на поцелуй, но его ожидания не оправдались.

Мутновато для начала игры. Больше подошло бы для серьезной передачи о психологии семейных отношений. Вторая ладонь тоже исчезла. Флинн вообразила раздраженный жест.

Зазвонил ее телик. Флинн включила его на громкую связь.

— Ты как? — спросил Бертон.

— Я там. А ты в Дэвисвилле?

— Только что доехали.

— Луканы выступают?

— Они здесь.

— Не связывайся с ними, Бертон.

— И в мыслях не было.

Ну да, конечно.

— В этой игре что-нибудь когда-нибудь происходит?

— Ты отгоняешь камеры?

— Да. И еще тут появился такой вроде откидной балкон. Длинное окно матового стекла, за ним свет. Видела тени людей.

— У меня такого не было.

— Еще видела что-то вроде дирижабля. Где это происходит?

— Нигде. Просто отгоняй камеры.

— Больше похоже на службу охранника, чем на игру.

— Может, это игра в службу охранника. Я пошел.

— Куда?

— Леон вернулся. Принес корейских хот-догов. Жалеет, что ты не поехала.

— Передай, что я делаю дебильную работу за моего дебильного братца.

— Передам. — И он отключился.

Флинн ринулась на жучков.

Лоренцо транслировал подлет мобиля к городу. Руки Недертона на мягких подлокотниках самого удобного кресла в комнате и руки оператора на перилах ненадолго слились в одно — ощущение настолько же безымянное, как и сам город.

Не город, настаивали эксперты, но растущая скульптура. А еще точнее — ритуальный объект. Желтовато-серый, матово-прозрачный, переработанный из взвеси, составляющей верхний слой Великого Тихоокеанского мусорного пятна. Приблизительным весом в три миллиона тонн (и эта величина возрастала каждый день), он удерживался на плаву за счет сегментированных пузырей, каждый размером с крупный аэропорт прошлого века.

Известное число обитателей не достигало сотни, а поскольку то неведомое, что безостановочно строило город, одновременно съедало камеры, про туземцев никто ничего толком не знал.

Столик на колесиках подъехал чуть ближе к подлокотнику, напоминая Недертону про его кофе.

— Теперь давай ее, Лоренцо, — распорядилась Рейни, и оператор, повернувшись, сфокусировался на Даэдре.

Вокруг нее теснились специалисты. Фарфоровая митикоида в викторианском матросском костюмчике, стоя на коленях, шнуровала артистично потертые кожаные сапоги Даэдры, в то время как одна из висящих в воздухе камер специальным вентилятором раздувала той челку. Видимо, специалисты оценили скорость ветра и решили, что шлем будет лишним.

— А удачно вышло, — произнес Недертон, невольно залюбовавшись покроем комбинезона. — Если она не вздумает раздеться.

Словно услышав его, Даэдра потянула молнию — сперва чуть-чуть, потом сильнее, обнажив жирную дугу стилизованного Кругового течения.

— Мы немножко помудрили с принт-файлом молнии, — сказала Рейни. — Хорошо бы твоя фифа не попыталась заголиться сильнее, пока не будет на месте.

— Ей это не понравится.

— Ей не понравится, что ты наврал про экспертессу.

— Экспертесса вполне может думать что-нибудь в таком роде. Не поговорив, не проверишь. — Он, не глядя, взял чашку и отпил кофе. Очень горячий. Черный. Может, еще удастся выжить. Анальгетики уже потихоньку начали действовать. — Если Даэдра получит свой процент, она не вспомнит про заевшую молнию.

— Это при условии, что переговоры пройдут успешно, — заметила Рейни.

— У нее есть все основания стремиться к их успеху.

— Лоренцо отправил за борт две большие камеры, — сказала Рейни. — Они скоро начнут давать картинку с места.

Недертон разглядывал костюмеров, визажистов, взбадривателей и документалистов:

— Сколько среди них наших?

— Шесть, включая Лоренцо. Он считает, что главный телохранитель — митикоида.

Недертон кивнул, забыв, что Рейни его не видит, и тут же вздрогнул, пролив кофе на белый халат: в поле зрения по обе стороны от Даэдры диафрагмировались врезки с двух стремительно движущихся камер.

От картинки острова у него привычно засвербела вся кожа.

— Они сейчас примерно в километре одна от другой, идут сходящимися курсами на запад-северо-запад, — сказала Рейни.

— На это я не подписывался.

— Тебе туда отправляться не надо, но смотреть мы должны вместе.

Камеры спускались через какие-то высокие структуры наподобие парусов. Все выглядело одновременно циклопическим и пугающе эфемерным. Огромные пустые площади и скверы, проспекты, по которым могли бы пройти шеренгой сто человек.

Ниже стали видны засохшие водоросли, побелевшие кости, соляная корка. Мусорщики поставили себе целью очистить верхний слой воды и собрали свой город из переработанных пластиковых отходов. Внешние формы были вторичными, несущественными и все равно изумляли своим уродством. От них хотелось немедленно залезть под душ. Кофе уже начал просачиваться через халат.

Сейчас на Даэдру надели параплан, который в сложенном виде напоминал двудольный красный рюкзак с белым логотипом изготовителя.

— Рекламное место на параплане наше или ее? — спросил Недертон.

— Ее правительства.

Камеры резко замедлились, синхронно поймав друг друга над заданным квадратом, и продолжили спуск к противоположным углам площади. Теперь внутри каждой врезки можно было видеть идентичную камеру-напарницу: легкий серый овал размером с чайный поднос, посредине — маленький обтекаемый фюзеляж.

Кто-то включил аудио — то ли Рейни, то ли Лоренцо.

Квадрат заполнился тихим стоном — звуковой визитной карточкой острова. Все сооружения мусорщиков были пронизаны открытыми вертикальными трубами, и ветер, задувая в них, генерировал переменную тональность, которую Недертон возненавидел с первой секунды.

— А без концерта нельзя? — спросил он.

— Важная часть атмосферы острова, которую я хочу донести до зрителей.

Какая-то огромная фигура двигалась вдали слева.

— Это еще что?

— Ветроход.

Четырехметровой высоты, без головы, но с неисчислимым количеством ног, он был из того же бледного пластика, пустой, словно чей-то сброшенный панцирь, и двигался, как марионетка в руках неуклюжего кукловода, — покачиваясь из стороны в сторону. Торчащий по всей его длине лес труб явно вносил свой вклад в песню пластмассового острова.

— Его прислали мусорщики?

— Нет, — ответила Рейни. — Они отпустили его гулять, куда ветер дует.