Фрэнсис Вилсон - Избранные произведения в одном томе

Моласар снова шагнул на свет. Его зубы сверкнули в лучах тусклой лампочки, но сейчас это напоминало скорее улыбку, нежели хищный оскал.

— Эта охрана защитит его не лучше, чем все меры предосторожности, которые пытались принять здесь, в моем собственном доме, его лакеи. И если я только захочу, его не спасут никакие двери и никакая стража. И неважно, как далеко отсюда он будет прятаться, — как только я наберусь сил, я достану его хоть из-под земли!

Куза с трудом сдерживал радостное возбуждение. Наконец-то блеснул луч реальной надежды! О таком он не мог даже мечтать.

— А когда это произойдет? Когда вы будете в состоянии отправиться в Берлин?

— Скорее всего завтра ночью. Тогда я уже буду достаточно сильным — особенно после того, как перебью здесь всех захватчиков до последнего.

— Тогда хорошо, что они не послушались моего совета. Я ведь предлагал им поскорее покинуть замок.

— Что предлагал? — грозно вопросил Моласар. Куза не мог отвести глаз от кулаков боярина, казалось, тот готов вцепиться в старика и вытрясти из него душу, но сдерживает себя только благодаря огромной силе воли.

— Простите меня! — взмолился профессор, прижимаясь к спинке кресла. — Я ведь думал, что вы хотите именно этого…

— Ну уж нет! Теперь мне нужны их жизни! — Моласар постепенно успокаивался. Он опустил кулаки. — А когда мне понадобится что-либо другое, я сразу оповещу тебя, и ты сделаешь все именно так, как я тебе прикажу!

— Конечно-конечно! — На самом деле Куза сильно сомневался, что ему придется по душе поручение Моласара, но в его положении было бы крайне неразумно противоречить боярину или как-то иначе выказывать свое недовольство. Он дал себе слово постоянно помнить о том, что перед ним все-таки не человек, а существо совершенно иного рода. Моласар не потерпел бы никаких отговорок. Он привык, что все должно происходить так, как это задумал он. Ведь в те давние времена никто не смел перечить ему. Все, что расходилось с его собственным мнением, было для него неприемлемо, непостижимо и, скорее всего, наказуемо.

— Вот и хорошо. Потому что мне понадобится помощь смертного. Так было испокон веков. Ведь я могу действовать только в темноте. А днем кто-то должен готовить для меня дорогу и делать другие вещи, которые можно выполнять только при свете. Так было еще в те времена, когда я строил этот замок. Тогда я ведь тоже нанял смертных, чтобы они следили за его сохранностью. И так же, видимо, будет всегда. Правда, в былые времена я пользовался в основном услугами бродяг, разбойников и прочих изгоев. Аппетиты у них были, конечно, не столь велики, как у меня, но в чем-то мы были схожи — люди тоже не воспринимали их как равных. И я платил им тем, что помогал удовлетворять их материальные и прочие запросы. Но что касается тебя, то, если я правильно понимаю, твоя цена как раз и будет тем, что я сам собираюсь сделать. Здесь наши желания полностью совпадают, и поэтому цель у нас будет общая.

Куза неуверенно поглядел на свои изуродованные болезнью руки.

— Наверное, вам надо найти себе более здорового помощника, чем я.

— То, о чем я тебя попрошу, несложно выполнить. В замке есть один предмет, который представляет для меня несравненную ценность. Его надо будет вынести отсюда и надежно спрятать где-нибудь в горах. Если я буду уверен в том, что эту вещь не обнаружит никто посторонний, то я спокойно смогу проследовать в любую точку планеты, чтобы уничтожить тех, кто собрался убивать моих соотечественников.

Перед глазами Кузы как наяву предстала чудовищная картина, от которой ему, как ни странно, сделалось необычайно хорошо: Гитлер и Гиммлер, сначала сжавшиеся в ужасе перед могучим властным Моласаром, а потом их тела — изуродованные, безжизненные и, что еще приятней, обезглавленные — выставлены напоказ у ворот пустого концлагеря. Это означало бы одновременно и конец войны, и спасение для его народа. Причем не только для румынских евреев, а вообще для всей нации! И тогда у Магды тоже появилось бы будущее. Это положило бы конец и Антонеску с его Железной Гвардией. И, может быть, его бы даже восстановили в университете.

Но вскоре он вынужден был вернуться к реальности, спустившись с радужных высот желаемого, назад в инвалидное кресло. Каким образом он вынесет хоть что-то с территории замка? Как он спрячет эту вещь в горах, если его сил хватает только на то, чтобы развернуть свое кресло и доехать на нем до двери комнаты!

— Вам понадобится здоровый человек, — срывающимся голосом сказал профессор. — А такой инвалид, как я, практически бесполезен.

Куза скорее почувствовал, чем увидел, как Моласар обошел стол и приблизился к нему. Потом ощутил тяжесть на правом плече — Моласар положил на него свою могучую руку. Профессор испуганно поднял глаза. Хозяин замка пристально смотрел на него и… улыбался!

— Ты еще не знаешь, насколько разнообразны мои умения и возможности, — уверенно произнес Моласар.

Гостиница.

Суббота, 3 мая.

Время: 10.20

Радость и ликование.

Именно такие эмоции переполняли Магду. Она никогда раньше не представляла себе, как это замечательно — проснуться утром в объятиях любимого человека. Душа ее пела, не зная никаких забот. И день казался светлым и праздничным, потому что она знала, что сегодня Гленн будет рядом с ней.

Они лежали на кровати лицом к лицу. Гленн еще спал, и хотя Магда не хотела тревожить его, она никак не смогла удержаться, чтобы не дотронуться до его тела. Девушка нежно провела ладонью по плечам любимого, пробежала пальцами шрамы на его груди и пригладила растрепанные огненные волосы. Потом придвинула к нему свою обнаженную ногу. Под одеялом было так тепло и уютно, и так приятно оттого, что они лежали столь близко, прикасаясь друг к другу всеми частями тела. Внутри Магды начала разгораться страсть, и теперь она с нетерпением ждала, когда Гленн, наконец, проснется.

Она пристально смотрела на него, ожидая, что он вот-вот начнет шевелиться. Ей предстояло еще так много узнать об этом человеке!

Откуда он родом? Каким было его детство? Что он делает в этом месте? Зачем привез с собой тот страшный клинок? И почему, наконец, он сам так прекрасен?! Она чувствовала себя, как маленькая любопытная школьница, и сама удивлялась этому. Никогда в жизни она не испытывала еще такого счастья.

Ей хотелось, чтобы и отец познакомился с ним поближе. Они быстро подружатся. Хотя еще неизвестно, как он отнесется к их внезапно разгоревшимся чувствам. И к тому же Гленн не еврей… Она, правда, не знала, какой он национальности, но что не еврей — это точно. Разумеется, для нее самой это не имело никакого значения, но отец на этот счет был весьма консервативным.