Алессандро Барикко - Избранные произведения в одном томе

— А, музыкальная группа, — промолвила она без тени презрения, словно что-то отметила про себя.

Бобби представил сначала меня, потом Луку и, наконец, Святошу. На нем она задержалась взглядом, и он не опустил глаз. Казалось, они вот-вот что-то скажут друг другу. Но в это мгновение мимо проходил один из тех мужчин, он, улыбаясь, приобнял Андре сзади. Он сказал ей, что спектакль был прекрасен, и увел ее прочь. Андре успела произнести:

— Вы ведь останетесь, верно?

И ушла.

Остались мы из-за Бобби. В ту пору жизни мы не смели сказать ему «нет», и он пригласил нас после спектакля отправиться вместе с ним в гости к Андре — в большой загородный дом на всю ночь: сначала намечалась вечеринка, а после можно было остаться там ночевать. Мы не любим спать в чужих домах: нам не нравится близость предметов, принадлежащих другим людям, запахов, щеток в ванной комнате. Мы и на вечеринки ходим с неохотой: они плохо сочетаются с нашей особенной формой героизма. И тем не менее мы согласились, думая, что всегда найдем способ удрать оттуда.

Однако гости в большом количестве стали стекаться к дому, расположенному в нескольких километрах от театра: целая вереница машин, многие из них — спортивные. В общем, нам не удалось найти лазейку для бегства. Для благовоспитанного бегства. Оказавшись на празднике, мы толком не знали, как себя вести. Святоша начал молча пить, и нам это показалось хорошим решением проблемы. Тогда все пошло легче. Кое-кого из присутствующих мы знали: я, например, встретил там приятельницу своей девушки. Спросил ее о своей подруге: почему той нет среди гостей, пояснив, что мы уже нечасто бываем вместе.

— Тогда пошли танцевать, — проговорила девушка, словно это было естественным и единственно возможным следствием моих слов.

Я потащил за собой Луку; Святоша тем временем увлеченно беседовал с каким-то длинноволосым старцем: они то и дело наклонялись друг к другу, чтобы перекричать громкую музыку. Под нее мы и стали танцевать. Появился Бобби: он казался довольным, словно решил какую-то проблему. Каждый раз по окончании песни я думал, что она станет последней, но продолжал танцевать; ко мне подошел Лука и прокричал на ухо, что мы смешно смотримся, но смысл его слов был противоположный, он хотел сказать, что мы молодцы, в кои-то веки, и, возможно, он был прав. Не знаю, как так получилось, но под конец я сидел рядом с ней, приятельницей своей девушки. Оба потные, мы смотрели на танцующих, кивая в такт музыке. У нас не было сил разговаривать; мы и не разговаривали. Она повернулась ко мне, обняла меня за шею и поцеловала. У нее были красивые мягкие губы, и целовалась она так, словно испытывала жажду. Ее поцелуй затянулся, мне это нравилось. Потом она опять стала рассматривать гостей, кажется, при этом держа меня за руку, точно не помню. А я размышлял об этом поцелуе, толком не зная даже, что он означал. Она встала и снова пошла танцевать.

Мы отправились спать, когда кругом стало слишком много наркотиков: или надо было принимать их, или ты оказывался как бы вне компании. Поэтому мы ушли. Подобные развлечения не для нас. Нам следовало подойти к Бобби, чтобы выяснить, где для нас приготовлен ночлег, но он уже несколько перебрал с травкой, и нам не хотелось видеть его таким, а ему — погубить все из-за своего пристрастия. Тут пришла Андре, словно угадав, в чем проблема, и увела нас за собой: ласковый голос, сдержанные жесты, — она появилась невесть откуда, на само́й вечеринке ее не было. Она проводила нас в комнату в другой части дома. В какой-то момент она произнесла:

— Знаю, мне тоже через некоторое время осточертевает танцевать.

Это звучало как начало беседы. Лука ответил, что он вообще-то никогда не танцует, но если ему все же случается это делать, у него возникает ощущение, будто он занимается какой-то фигней, и засмеялся.

— Да, так и есть, — сказала Андре, поглядев на него. А после добавила: — Вы даже не представляете, какие вы классные, вы трое. И Бобби тоже.

После чего ушла, потому что ее слова оказались вовсе не началом беседы, а просто она вот именно это хотела сказать — и все.

Быть может, эта ее фраза, а может, алкоголь и танцы стали тому причиной, но, оставшись одни, мы еще какое-то время болтали втроем, как будто продолжая начатую тему. Мы с Лукой завалились на большой кровати, а Святоша расположился на диванчике в противоположном конце комнаты. Мы разговаривали так, словно впереди у нас было большое будущее и мы только что об этом узнали. А еще о Бобби, о том, что нам следует забрать его с собой. И рассказывали друг другу о себе, особенно о том, в чем стеснялись признаваться, но теперь наши истории звучали иначе, не вызывая угрызений совести, мы чувствовали себя способными на все — в молодости такое случается. В ушах у нас звенело, закрывая глаза, мы чувствовали тошноту, но продолжали беседовать, а сквозь жалюзи в комнату проникал свет из сада, ложился на потолок полосами, и мы подолгу смотрели на них и говорили, говорили, не глядя друг на друга. Мы спросили у Святоши, где он бывает во время своих исчезновений. Он объяснил. Мы ничего не боялись. А Лука рассказал нам о своем отце: Святоше — впервые, а мне — те подробности, каких я не знал. Мы казались себе всемогущими и как будто понимали все, о чем говорили. Ни разу никто не произнес слова «Бог». Много раз мы умолкали ненадолго, ведь мы никуда не торопились и нам хотелось, чтоб этот вечер никогда не кончался.

Однако — в тот момент что-то рассказывал Святоша — вдруг послышался шум, потом дверь отворилась. Мы умолкли и натянули на себя одеяла — из привычной стыдливости. Кто угодно мог явиться к нам, но оказалось, что это Андре. Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь: на ней была только белая майка — и больше ничего. Она огляделась, после чего нырнула к нам в кровать — ко мне и к Луке, словно мы заранее об этом договорились. Она все делала спокойно, не произнося при этом ни слова. Положила голову на грудь Луке и некоторое время неподвижно лежала рядом с ним. А ногу — сверху на его ноги. Лука сначала замер, а потом принялся ласкать ее волосы; издалека до нас по-прежнему доносилась праздничная музыка. Потом они прижались друг к другу, и тогда я сел на постели с намерением уйти — ничего лучше не пришло мне в голову. Однако Андре слегка повернулась в мою сторону и сказала:

— Иди сюда, — и взяла меня за руку.

Тогда я снова лег позади нее, грудь моя при этом касалась ее спины; ноги я сначала отодвинул подальше, но потом прижался к ней, своим членом к ее коже, к ее округлостям, а она начала двигаться, медленно. Я целовал ее в затылок, а она осторожно касалась губами глаз Луки. Так что я слышал дыхание последнего — так близко от меня находился его приоткрытый рот. Но оттуда, где скользили мои руки, он убирал свои: мы ласкали Андре, не дотрагиваясь друг до друга, сразу же придя к молчаливому согласию, что не станем этого делать. Она же тем временем потихоньку овладевала нами, по-прежнему молча, по очереди глядя на каждого из нас.