Алессандро Барикко - Избранные произведения в одном томе

ПУМЕРАНГ: Не так уж глупо. Исключая настоящих чемпионов, Пореда был самым грязным, самым трудным, самым мощным, самым знающим из возможных противников Ларри. Бокс, из которого убрана вся поэзия. Бой, приведенный к первоначальному состоянию. Надо было только убедить его выйти на ринг. Мондини надел свой лучший плащ, отправился в банк, взял кое-какую сумму из своих сбережений и поехал в зал, где Пореда тренировал бойцов. Случайность или нет, но зал находился рядом с бойнями.

— Ничего себе пачка, — заметил Пореда, взвешивая на ладони кредитки. — Многовато для боксера, который уже два года не сдавал ни одной встречи.

Мондини и глазом не моргнул.

— Ты не понял, Пореда. Я плачу, если ты выиграешь.

— Если я выиграю?

— Именно.

— Ты с ума сошел. Твой парень — природный боксер, ты держишь в руках сокровище и платишь кому-то за то, чтобы он валялся на ковре.

— У меня свои резоны, Пореда.

— Нет-нет, я и слышать об этом не желаю, я покончил раз и навсегда со всеми этими пари, у меня только две руки, и больше я их ломать не хочу.

— Это совсем другое дело, уверяю тебя.

— Тогда что, ты тренируешь ребят, чтобы они проигрывали?

— Бывает и такое.

— Ты с ума сошел.

— Может быть. Итак, ты согласен?

Пореде не верилось. Первый раз с ним заключали сделку, чтобы он победил.

— Мондини, давай не вешать друг другу лапшу на уши. Этот Горман — настоящий самородок, но если я захочу найти способ его уделать, я это сделаю.

— Я знаю. Поэтому я здесь.

— Ты здорово рискуешь своими деньгами.

— Я знаю.

— Мондини…

— Да?

— Что за этим стоит?

— Ничего. Я только хочу знать, сможет ли этот парень хоть раз протанцевать, если извалять его в дерьме. Дерьмо — это ты.

Пореда улыбнулся. У него имелись: бывшая жена, которая высасывала из него алименты, любовница на пятнадцать лет его моложе и налоговый инспектор, за тысячу долларов в месяц не вспоминавший о существовании Пореды. Так что Пореда улыбнулся. Сплюнул на землю. Такая у него была манера заключать сделки.

— Она кашлянула.

— Кто?

— Шатци… она кашлянула.

— Настает решающий момент.

— Он запал на нее, он продаст прицеп, могу поклясться, он продаст прицеп.

— Пуговица расстегнулась?

— Отсюда не видно.

— Должна была расстегнуться.

— По-моему, этого недостаточно.

— Десять за то, что у нее получится, — не сказал Пумеранг и вынул из кармана замусоленную кредитку.

— О'кей, ставим по десять. И по двадцать — на Пореду.

— Никаких пари, ребята, Мондини дал ему слово.

— Что за важность, мы всегда делали пари.

— В этот раз дело серьезное.

— А в другие разы нет?

— Это намного серьезнее.

— Хорошо, но это бокс или нет?

— Это не я, а Мондини, я никогда не давал слова насчет пари…

— Это одно и то же.

— Нет, не одно и то же.

В этот момент профессор Бандини сказал Шатци:

— Давайте сегодня пообедаем вместе.

Шатци улыбнулась:

— В другой раз, профессор.

Она протянула руку, которую профессор Бандини пожал.

— Значит, в другой раз.

— Да.

Шатци повернулась и пошла по небольшой алее, усыпанной гравием. Перед тем как поравняться с гаражом, она застегнула пуговицу на груди. Когда она оказалась лицом к лицу с Гульдом, вид у нее был серьезный.

— Жена ушла от него к другой. К другой женщине.

— Классно.

— Ты мог бы сказать мне об этом.

— Я не знал.

— Он у тебя ничего не читает?

— В любом случае, он не читает историю своего брака.

— Нет?

— Нет.

— А-а.

Шатци обернулась. Профессор все еще стоял там. Он помахал ей рукой. Шатци помахала в ответ.

— А он неплохой парень.

— Ну да.

— Он не заслужил желтого прицепа. Иногда люди изводятся из-за вещей, о которых ничего не слышали, вот так, просто им нравится изводиться… они берут и начинают изводиться…

— Шатци…

— Что?

— СКАЖИ, ПОЖАЛУЙСТА, ОН СПЛАВИЛ ТЕБЕ ИЛИ НЕТ СВОЙ ДОЛБАНЫЙ ПРИЦЕП?

— Гульд…

— Да?

— Не ори.

— О'кей.

— Ты хочешь знать, удалось ли мне купить за бесценок прицеп «Пагоде» желтого цвета, семьдесят первого года выпуска?

— Да.

— ДЕРЬМО, СКОТИНА, СУЧИЙ ПОТРОХ, УБЛЮДОК, СУКИН СЫН, КОНЕЧНО, ДА!

Она закричала настолько громко, что пуговица на груди расстегнулась. Гульд, Дизель и Пумеранг, словно оглушенные, сделали сладкие глаза. Не из-за пуговицы. Из-за прицепа. Им и в голову не приходило, что все может закончиться благополучно. Они глазели на Шатци, как на Мами Джейн в новом воплощении, которая явилась отрезать яйца Францу Форте, коммерческому директору CRB. Дерьмо, скотина, сучий потрох, ублюдок, сукин сын. Ей это удалось.

Через два дня машина аварийной службы привезла прицеп к дому Гульда. Его поставили в саду. Все четверо тщательно вымыли его, включая колеса, стекла и прочее. Прицеп был очень желтым. Что-то вроде игрушечного домика. Что-то, сделанное специально для детей. Соседи проходили мимо и останавливались посмотреть. Как-то раз один из них сообщил Шатци, что к прицепу очень подошла бы веранда, наружная веранда из пластмассы. Такие продают в супермаркетах. И даже есть желтые.

— Никаких веранд, — отрубила Шатци.

Труп Питта Кларка нашли после четырехдневных поисков. Он покоился близ реки, под слоем земли толщиной в тридцать сантиметров. Обследовав его, док сообщил, что Питт принял смерть через удушение. Возможно, его закопали в землю еще живым. Кровоподтеки на руках, шее и спине. Перед тем как закопать в землю, Питта изнасиловали. Ему было одиннадцать.

— А теперь послушай-ка необычайную историю, — сказала Шатци.

В тот же самый день, когда обнаружили тело Питта, у Кларков, с их ранчо, исчез индеец. Все звали его Бир, медведь. Кое-кто видел, как он скакал прочь из города по направлению к горам. Бир и Питт дружили. Питт часами слушал рассказы Бира, они часто ходили вдвоем купаться к реке. Ловили змей. Некоторое время змеям сохраняли жизнь, кормили кротами. Потом убивали. Биру было лет двадцать, а прозвали его так за странное поведение. С окружающими он вел себя странно. Под кроватью Бира нашли жестянку из-под молока, а в жестянке — браслет. Бир всегда носил его на правом запястье. Браслет из змеиной кожи.

По словам Шатци, многие вызвались на поимку индейца. Охота на людей просто пьянила их. Но шериф отрезал: Пойду я. Один. Звали его Уистер, славный был человек. Суд Линча его не вдохновлял. Он верил в судебную систему. Шериф хорошо знал Питта и временами брал его с собой порыбачить. Когда тебе исполнится четырнадцать, обещал он мальчику, я научу тебя стрелять и открывать бутылку с десяти шагов с закрытыми глазами. Бир мой, — отрезал шериф. Он покинул город утром. Ветер взвивал клубы пыли под раскаленной жаровней солнца.

А теперь внимание, — призвала Шатци. Охота на человека — чистая геометрия, ничего больше. Точки, линии, расстояния. Изобразите это на карте: геометрия под мухой, да, но все же неумолимая. Могут пролететь часы, недели. Один скрывается, другой преследует. Каждый миг отдаляет от земли, родной земли, которую легко показать на карте, если спросят. Затем две точки сливаются в одну. И никто не отличит там хорошего парня от плохого. В этой точке никто не захочет — и не сможет — ничего изменить. Правильные траектории. Геометрические вычисления судьбы, вытекающие из одного-единственного проступка. Не жалуйтесь, что конечный результат записан на последней странице жизни чернилами цвета крови. Музыка.