Алан Дин Фостер - Чужие

– Господи боже, – прошептала Рипли.

Один из пассажиров наклонился вперед и желчно сказал:

– Простите?..

Рипли рассеянно опустила руку. Двери лифта, которых больше ничто не останавливало, беззвучно закрылись. Ван Левен уже забыл о Рипли, и она тоже о нем больше не думала. Вместо этого Рипли всматривалась в собственное воображение.

То, что она там видела, ей не нравилось.

Это было не лучшее время, и – совершенно определенно – наихудшее место. Повинуясь неземным метеорологическим силам, ветра Ахерона беспрестанно утюжили бесплодную поверхность планеты. Ветра были не менее стары, чем сам этот каменистый мир. Не имея нужды состязаться с океанами, они бы уже несколько миллиардов лет назад выгладили пейзаж, но спрятанные глубоко в базальтовой оболочке беспокойные силы постоянно вздымали новые горы и плато. Ветра Ахерона сражались с породившей их планетой.

Прежде их безостановочному полету ничего не мешало. Ничто не останавливало песчаных бурь, ничто не сопротивлялось штормовым порывам вместо того, чтобы просто смириться перед их властью над воздушной стихией. А затем на Ахерон пришли люди и объявили его своим. Не сегодняшний Ахерон, – скопление изломанных камней и пыли, тускло блестевшей в желтоватом воздухе, – а ту планету, какой он станет после того, как атмосферные преобразователи закончат работу. Первым делом они переделают саму атмосферу, и метан уступит первенство кислороду и азоту. Затем усмирят ветра и землю. В итоге получится приятный климат, который породит снег и дожди, даст жизнь всходам.

Это станет наследством, которое настоящее оставит будущим поколением. А пока обитатели Ахерона занимались преобразователями и пытались воплотить мечту в реальность, выживая на рационе из решимости, юмора и раздутых зарплат. Им не прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Ахерон превратился в землю, где текут молочные реки. Это застанет только Компания: в отличие от ее служащих, Компания была бессмертна.

Проявления чувства юмора, общего для всех первооткрывателей, живущих в тяжелых условиях, можно было заметить по всей колонии. Самым ярким стал стальной щит, установленный на бетонных колоннах за последним отстроенным зданием:

Под надписью какой-то местный остряк без официального разрешения добавил нестираемой краской: «Хорошего дня». Ветра не обращали на пожелание никакого внимания. Летучие частички песка и каменной крошки разъели большую часть пластины. А новый – по милости атмосферных преобразователей – обитатель Ахерона добавил собственный комментарий коричневыми разводами: первые дожди принесли с собой первую ржавчину.

За щитом располагалась сама колония: скопление похожих на бункеры металлических и пластикритовых зданий. Их соединяли тоннели, казавшиеся слишком хрупкими, чтобы выдержать ветра Ахерона. Окружающий пейзаж – избитые ветром скалы и крошащиеся склоны гор – казался более впечатляющим, но постройки почти не уступали им по крепости и были значительно уютнее. Они успешно противостояли штормам и пока еще разреженной атмосфере, защищая людей, которые работали внутри.

Вездеходы на высоких колесах и другие машины ползали по открытым дорогам между постройками, скрываясь затем в подземных гаражах, подобно мокрицам. На коммерческих зданиях судорожно мерцали неоновые огни, рекламируя немногочисленные, но основательные развлечения с просто возмутительным ценником. Платили за них без возражений. Там, где люди получали большие деньги, всегда появлялись небольшие предприятия, которыми управляли мужчины и женщины с большими надеждами. Компанию такие мелкие обороты не интересовали, но она с удовольствием продавала концессии желающим.

За колонией возвышался первый атмосферный преобразователь на термоядерной энергии. Он выбрасывал в газовую оболочку планеты непрерывный поток очищенного воздуха. Твердые частицы и опасные газы удалялись либо сжиганием, либо химическим разложением, а кислород и азот выбрасывались обратно в сумрачное небо. Процессор втягивал непригодный воздух и выдавал обратно хороший. Процесс был несложным, просто занимал время и обходился очень дорого.

Но это ничто, если сравнить с ценностью нового обитаемого мира. К тому же, Ахерон был не так плох, как некоторые другие миры, куда Компания вкладывала деньги. Здесь, по крайней мере, существовала пригодная к изменению атмосфера.

Гораздо проще подстроить состав воздуха, чем создать его с нуля. К тому же гравитация на Ахероне была близка к нормальной. Настоящий рай.

Правда, яростное сияние, исходящее из верхушки похожего на вулкан атмосферного преобразователя, намекало вовсе не на райский образ. И символизм этот не избежал внимания колонистов, но лишь породил еще несколько шуток. Люди прибыли на Ахерон не ради погоды. Среди колонистов не было мягкотелых людей, и в коридорах станции не встречалось бледных, безвольных лиц. Даже дети выглядели крутыми. Не в смысле грубости или хулиганства, просто сильными как снаружи, так и внутри. Хулиганам тут места не было. Необходимости сотрудничества учились рано. Дети на Ахероне взрослели быстрее, чем на Земле или в более изобильных, мягких мирах. Вместе с родителями они составляли особую породу уверенных в своих силах и одновременно – полагающихся друг на друга людей. Породу эту нельзя назвать уникальной: их предшественники путешествовали на фургонах вместо космических кораблей.

Думать о себе как о первопроходце… это облегчало жизнь. И звучало куда лучше, чем цифры в обозначении должности.

В центре этого скопления людей и машин стояло высокое здание, которое называли Управлением. Оно поднималось выше любой другой искусственной постройки на Ахероне, не считая станций преобразования атмосферы. Снаружи Управление выглядело просторным, внутри же не нашлось бы даже метра свободного пространства. Аппаратура громоздилась в углах, ею были набиты технические этажи под узкими коридорами и служебные проходы над подвесными потолками. И все равно места вечно не хватало. Люди все больше теснились, чтобы освободить пространство для компьютеров и обслуживающих механизмов. В углах, несмотря на непрестанные усилия перевести всю существенную информацию в электронный вид, копились бумаги. Оборудование, поставленное прямо с заводов, быстро покрылось множеством уютных царапин, вмятин и кругов от кофейных кружек.

Управлением, а, следовательно, всей колонией руководили два человека: технический руководитель и его помощник. Друг к другу они обращались по имени: формальности на фронтире были не в моде. Человек, который настаивал на употреблении званий, обращении на «вы» или высокомерно ссылался на ранг, мог вдруг оказаться снаружи без скафандра или коммуникатора.