Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

— Если тот последний снаряд пробил корпус, из корабля может вытечь весь воздух, — нервно произнес Антон.

— Переборки закроются, и этого не случится, — сказал Иван.

— Но не в пробитых секциях. Если в корпусе дыра, нас засосет в космос, пускай даже остальной корабль останется загерметизированным.

— Нас не засосет, — уверил его я. — Мы пристегнуты к кроватям.

— Тогда мы задохнемся и замерзнем. Помните, что случилось на «Трамонтане», когда взорвалась та стена?

Как я мог забыть? Тела, которые мы там обнаружили, замерзли до такой степени, что походили на кубики льда. От каждого случайного столкновения от них откалывались целые куски.

— Насколько я вижу, ничего пока не произошло, — произнес Иван, — поэтому отчего бы тебе не заткнуться и волноваться об этом тогда, когда оно случится?

— Потому что тогда я уже не смогу волноваться, — ответил Антон. — Я же буду мертв.

— Тогда в чем проблема?

— Что это за звук? — нервно встрепенувшись, сказал Антон.

На нас опустилась тишина, подсказавшая, что шаттл вышел за пределы атмосферы. Я расстегнул ремень и встал, после чего вышел из отсека аварийного запуска и выглянул в крошечный иллюминатор. Я увидел, как под нами огромный щит планеты скрывает нижнюю часть неба. Над ржавыми пустынями и зловеще-серыми морями слизи клубились зеленовато-красные облака. Возможно, это было лишь игрой воображения, однако могу поклясться, что я заметил маленькие огоньки от мощнейших взрывов, достаточно больших, чтобы их можно было увидеть из космоса.

Невзирая на тишину, шаттл продолжал ускоряться. Огромная полусфера съежилась до размеров шара. Теперь стали видны очертания континентов. Я чувствовал себя невыразимо уставшим. Я бросил взгляд на настенный хроно, все еще настроенный на местное время. Час назад я еще лежал среди больных и раненых в госпитале. А теперь наблюдал за тем, как подо мной исчезает планета. Все это походило на сон.

Рядом со мной встали Антон и Иван.

— Мы проиграли, — сказал Иван. Его голос не выражал ровным счетом никаких чувств.

Антон вздохнул. Ему бы и хотелось опровергнуть заявление товарища, но он не мог.

— Мы вернемся, — сказал я. Но мои слова прозвучали недостаточно убедительно даже для меня самого.

Махариус выглядел утомленным. Я, в отличие от многих других, видел это. Я знал его долгое время, я охранял его в сотне миров. Для меня его состояние стало очевидным сразу, едва я вернулся к своим обязанностям телохранителя.

Теперь он чем-то походил на старика, которым на самом деле и был. И не из-за своего тела: благодаря омолаживающим операциям Махариус по-прежнему выглядел худощавым, высоким и атлетическим, мускулистым, будто бог-воин. Его волосы оставались такими же золотистыми. Глаза так же сияли. Когда Махариус шагал по комнате, в нем все так же ощущалась электрическая целеустремленность, что и три десятилетия назад на Карске.

Возможно, дело было в плечах. Они более не были уверенно расправленными. Еще он стал немного сутулиться, а его голова все чаще клонилась вниз.

Хватка, которой он стиснул мое плечо, оставалась такой же крепкой, что и всегда, а в том, как провел меня через комнату, чувствовалась такая же решимость, что прежде. Может, вокруг его глаз и на руках появились новые морщинки. И еще несколько, почти незаметных новых шрамов. Раны на нем всегда заживали быстро. В этом ему очень повезло.

— Ты поправился, Лемюэль, — произнес Махариус. Его голос оставался убедительным, но он как будто утратил былую уверенность.

Возможно, у меня разыгралось воображение, а также сказывалась общая подавленность.

— Да, сэр, — ответил я.

— Я рад, что ты вернулся, — сказал Махариус. Он казался искренне обрадованным. Лорд верховный командующий говорил эти слова не потому, что их от него ожидали. Он покорил целые секторы галактики для Империума. Он мог говорить все, что захочет и кому захочет.

Я огляделся. Зал казался странно знакомым, наполненным мебелью, которую я видел прежде много раз, напоминаниями о десятках кампаний, а также боевыми знаменами сотни побежденных противников. Украшенный рунами цепной меч, взятый Махариусом на Сильвермаунте, шлем Амира Пештарского, увенчанный звездой Пеша, который сто поколений передавался по наследству от одного правителя планеты к другому. Стол, вырезанный из кончика бивня левиафана, на котором стояла регицидная доска из калского резонирующего дерева. Цвет фигур изменялся в зависимости от настроения игрока, когда тот прикасался к доске.

Махариус посмотрел на меня снова и произнес:

— Хотел поблагодарить тебя за то, что ты спас мою жизнь на Локи. Я бы наградил тебя снова, но у тебя и так достаточно медалей.

Еще одна не помешала бы, подумал я, однако ничего не сказал. Махариус явно был не в настроении для раздачи наград, даже за спасение своей жизни. Он был как-то по-особому мрачен, чего я не замечал в нем прежде. Махариус указал мне на кресло, и тогда я понял, что будет дальше.

За время службы Махариус приобрел привычку говорить с простыми солдатами о ходе кампании. Едва ли это можно было назвать характерной чертой имперского генерала. Таким скорее был стиль правления планетарной знати, среди которой он вырос, поскольку те люди привыкли общаться на разные темы со своей доверенной свитой.

— Расскажи мне о Локи, — сказал он.

Он вонзился в меня взглядом своих удивительных золотистых глаз. Он словно стал само внимание, и вот что я скажу вам — он действительно слушал. Махариус заставлял тебя чувствовать, как будто сейчас его не заботит ничего, кроме твоих слов.

В сложившихся обстоятельствах, перед лицом такой неподдельной искренности я не мог не рассказать ему правду. Пока я говорил, Махариус то и дело сосредоточенно кивал. Он не судил меня, а ждал, что я поведаю ему как на духу как мужчина мужчине, как старому приятелю, с которым говорят открыто. Вот только говорил я один, а он лишь слушал.

Я поведал ему о траншеях и ходячих мертвецах, о странных вещах, которые я видел. Время от времени Махариус о чем-то спрашивал, прося больше деталей или прояснить какой-то момент. Но вопросы всегда были по делу и показывали, что он пристально следит за моим повествованием. Я обнаружил, что говорю ему о странных снах и виденных мною демонах, и впервые заметил, как его глаза немного расширились. На секунду он сжал пальцы и застучал ими по бедру, но резко остановился, как будто осознав, что делает и что тем самым выдает.

Я поведал ему о пробуждении в госпитале, об Анне и Захарии. Я повторил сказанное им настолько точно, насколько мог вспомнить, пускай это и была нелицеприятная критика. Махариус лишь кивал и слушал, а я продолжал говорить, пока не закончил на нашей истории побега.