Евгений Витязев - Молох

До нужной нам парадной оставалось буквально пару шагов ходьбы. У меня ушли силы. Раненная нога продолжала кровоточить, а по животу проходили мелким разрядом электричества. Откуда-то со стороны я смотрел на диггершу, пытавшуюся мне помочь встать, на изуродованную детскую площадку, из которой вместо горок торчали прутья арматуры, на повара, которому было наплевать на меня, на площадку и на весь Питер. Чувство страха побороло все остальные. Превознемогая боль, я кое-как поднялся и из последних сил принялся переставлять ноги. Оставалось надеяться, что кишки не вывалятся наружу, ведь тяжесть ранения определить я не мог: боль она и на Парнасе боль.

Вот он — второй подъезд пятиэтажки по улицы Белы Куна. Что и следовало ожидать: дверь в парадную завалена кусками железа, битого стекла и прочим хламом. Только я взялся за трубу, как боль выстрельнула одновременно в ноге и брюхе. Я сел на примеченную мною красную скамейку, чудом сохранившуюся здесь за столько лет. Девушка сочувственно глянула на меня, понимая, что на меня надеяться бессмысленно и притом нельзя терять ни секунды. Остервенелый повар будет здесь с минуты на минуту.

Стирая до мяса ногти, диггерша нещадно пробивала дорогу через терние к звёздам. Монстру оставалась одна парадная, когда я решил сделать то, что давно следовало бы. Подняв своё тело, которое весило для меня не меньше тонны, я вышел на дорогу, достал гранату. Перед глазами плыло. Со второй попытки я выдернул чеку и бросил лимонку наугад. Удача вернулась — граната приземлилась как раз в ноги мясника. Успев доковылять полпути обратно к Чулок, меня взрывом швырнуло на валявшиеся трубы. В ушах гул. Я зажал ушные раковины руками и от всей души зевнул. Звук прекратился. Литовка укрылась в подъезде, встав перед последним препятствием в виде стального шкафа, напоминавшего огромный сейф. Не ведая, что случилось с поваром, я шёл в бреду к девушке, переступая через скопившийся тут и там мусор.

— Молох, ты справишься — поглядела на меня Чулок, из которой выжали все соки. Я глядел на девушку и видел перед собой Риту. Я хотел до неё дотронуться, попробовать хотя бы ещё один разок вкус её пряных губ, но не мог.

— Я смогу — прошептал лишь я, лаская девушку по гладкой щеке.

Сейф отъехал наполовину, когда мы уловили сзади шаги. Повар без одной руки и половины головы продолжал шествовать к нам. Лицо даже и тогда не изменилось, разве что рот укоротился вдвое, а носа так вообще не осталось. В уцелевшей руке здоровяк не продолжал отпускать тесак. Шаг — и мы ближе становились к смерти. Шкаф дальше не двигался, и сил никаких не осталось. Площадка вокруг меня залилась кровью. Интересно, какое количество крови человек способен потерять, чтоб у него сохранялась моторика? Я глянул на проём. Голова пролезет, следовательно, и тело тоже.

Я уговорил литовку лезть первой. Повар находился в двух шагах от подъезда и шагах в десяти от сейфа. С девушкой проблем не возникло. Когда Чулок пролезла внутрь, гигант только вступил в тёмную и прохладную парадную. Каждый шаг отзывался у меня в голове ударом кувалды. Девять, восемь, семь… Я перекинул бойцу УЗИ. Шесть… Тело застряло в проёме. Пять… Я чувствовал, как кровь из живота стекает по шкафу. Четыре… Напарница тащит меня что есть силы. Три… Расстояние вытянутой руки. И тогда с бешено стучащим сердцем в груди я оборачиваюсь.

Казалось, повар расплылся в детской непосредственной улыбке. Если бы не отсутствующая часть головы, то я бы всё понял, но в данный момент зрелище вызывало истерику. Два… Повар поднял уцелевшую руку, когда Чулок почти втиснула меня по ту сторону реальности. За порогом осталась застрявшая нога. Та самая, в которую попал осколок стекла. Я не хотел думать о следующем шаге, но… Один… И лицо существа искажается. Детская улыбка перетекает в оскал Чикатило, потрошащего маленькую девочку.

Шаг… Повар наносит удар точно в ногу. Лезвие отрезает подошву берцовых сапог. По ту сторону я заваливаюсь на ступеньки. Мутант, понимая, что его в последний момент обставили, молотит тесаком в открывшийся проём.

— Я смогу! — Кричу я, поднимаясь, и с разгона наваливаюсь на сейф.

Челюсти будто выпрыгивают изо рта. Я не обращаю внимания на боль, на страх. Шкаф сдаётся и финальным аккордом раздавливает всмятку пришельца.

Отравляющий серый свет пробивался через окна парадной. Дневное светило так и не решило показать своей красоты, отнятой навсегда у нас и наших потомков. Я не представлял, как местные пережили ядерную зиму, обрушившуюся сразу после Катастрофы. Тонны осадков покрывали безлюдные питерские улицы. Но Земля оттаивала, и из снега и воды выходили новые виды организмов, не решавшие делить с уцелевшими территории. Крысы и мертвяки, Сирены, тигр и Блокадник пробрались в глубины метрополитена. Пустили свои корни в последний оплот и надежду человечества. Эволюция пошла по новому кругу, в котором не оказалось места для людей. Нас вывели за круг, оставив на обочине жизни доживать последние годы. А там уже на съедение стервятникам.

Я поднимался выше и выше, опираясь о стену. Боли не чувствовал. Бескрайний пьянящий поток сознания. Предвкушение познания истины в непонятной войне. Белый Чулок шла рядом, то и дело поддерживая меня. Я окинул взором площадку. За мной по всей стене тянулся след крови. Наплевать. Пять этажей позади, остался последний.

— Чулок — сел я на ступеньки перед заветным шестым этажом, отхаркнув вперёд себя кровь. — Почему выбрано именно это место?

— Стратегически-важный объект, наверное — пристроилась рядом со мной диггерша. — Понимаешь, до Катастрофы у нас был президент, фамилия его всё на слуху вертится, он всего срок отправил. Аккурат незадолго до Катастрофы. Время при нём ознаменовалась значительной стабильностью в сфере внешней политики. Никаких громких войн, конфликтов. Да, трудно представить. Особенно после того, как Союз был измучен Афганом, а формировавшаяся Россия Чечнёй. Президент к тому же питерец. В том месте, до которого нам остался лестничный пролёт, до переезда в Москву жил тот самый правитель. В скромной двухкомнатной квартирке, отделанной позже под музей, в котором диггеры решили сделать научную лабораторию. Но группа пропала. Не волнуйся: кто от старости помер, кто в вылазках. Оборудование же осталось. Прима и Гражданский Альянс, само собой, знают, как его пустить в ход, не говоря о мазутах и дыбенковских.

— Аве как — я чувствовал неровное дыхание девушки, тепло её тела, и до сих пор вспоминал Риту. — В таком случае, пора завершить начатое.

— Пора — глянула на меня Чулок и улыбнулась. Так мы смотрели друг на друга вечность. До того момента, когда сгорела последняя звезда и Вселенная канула в Большом взрыве, чтобы заново в нём родиться. Литовка прильнула к моим губам. Последний самый мощный взрыв я ощутил у себя в сердце, а затем и во всём теле, разливающийся огнём по всем внутренностям. Смертоносная волна, смывающая всё на своём пути. Воспоминания, нахлынувшие один за другим, пока не сконцентрировались на одном.