Вадим Денисов - Дауншифтер

– Полы без мусора, все столы и лавки тоже, почти без бардака, расставлены правильно, ровно… – тихо описывал увиденное Гумоз.

Пш-ш…

– У нас пока чисто, смотрим следующую казарму, – доложил Новиков. – Никита, ты обратил внимание, как мало наглядной агитации?

Я вообще её не видел на стенах. Деревянные стенды были пусты. Ни плакатов, ни панно, ни портретов членов Политбюро, ни даже флагштоков на плацу. Может быть, подобные части маскировались от присмотра из космоса? Плац крошечный, флагштоков нет, зато на территории есть большие деревья, тут и там высятся пушистые ели…

– Под пионерлагерь косили. Или под санаторий, – предположил я.

– Не выдумывай лишнего, – посоветовал Гумоз, прямо из окна приоткрывая клинком пальмы очередную дверь. – Просто самый последний замполит был идейным, упёртым, с собой забрал.

– А зампотыл оказался не упёртым? Всю посуду бросили. Даже если часть получила новый комплект, мог бы вовремя задвинуть, пока был товарный вид.

– Тут ты прав, остро смотришь, дауншифтер… Такое могло произойти только в одном случае.

– В каком? – насторожился я.

– Если эту клятую часть эвакуировали очень быстро, может, даже экстренно, – без тени насмешки заявил мой стрелок.

– Утешил, блин!

– Ну, мы знали, куда отправляемся, так ведь? Кстати, вот тебе капитальная агитация, обрати внимание, осталась на месте, всё в порядке.

Да, все эти «Слава КПСС!», «Наша Родина – СССР», «Народ и армия едины!» и прочие подобные лозунги в монументальном исполнении всё же присутствовали. В виде примитивной мозаики, выложенные в стене кирпичом или написанные облезлой краской по бетону.

Неподалёку что-то негромко пискнуло или скрипнуло. Чёрт, мороз по коже!

– У нас домовой, кхе-кхе… – с неестественным спокойствием провозгласил в тишине голос промысловика.

– Где?! – крикнули мы вместе с Гумозом.

– Третье окно от меня, на подоконнике.

В проёме окна и в самом деле сидел домовой!

Он вполне мирно смотрел на машины экспедиции, свесив наружу кривые ноги в лаптях, был вполне антропоморфен и выглядел, как седой бородатый живчик-старичок очень маленького, почти игрушечного роста. Порты в полоску, серая рубаха, которая некогда могла быть и белой. Таким его на русских северах обычно и представляют: постоянно взъерошенным, с длинной бородой, добродушным, относительно безвредным и большим шутником. Ничего звериного в его облике я не заметил, ни шерсти, ни длинных когтей. Разве что длинные, торчком стоящие уши.

Удивления я почему-то не испытывал. Домовой, совершенно нас не опасаясь, качал головой из стороны в сторону, смешно двигал ручками и попискивал.

– Дедок, падший ангел, которого Бог в наказание сбросил на землю. Кто угодил прямо в жилища, стал домовым, – восхищённо сказал Гумоз, открывая дверь и выходя наружу. – Вот и свиделись!

– Это арэнки, – произнёс я в микрофон, припомнив рассказ Петра и пантеон эвенкийских духов, – они совершенно безвредны.

– Нечего сюда тунгусов приплетать, это наш родной домовой! – махнул на меня рукой Гумоз и крикнул: – Дедка, здорово! Конфетку хочешь?

Однако домовой ответного дружелюбия не проявил и сладкое предложение не принял. Его маленькое лицо неожиданно исказила гримаса ненависти. Резво вскочив на подоконник, он зло потряс крепко сжатыми кулачками, пропищал гораздо громче и одним прыжком скрылся с глаз. Вот тебе и на!

Пш-ш…

– Мужчины, надо бы отъезжать отсюда, вокруг слишком много окон, – прозвучало мудрое предложение Мифтаховой.

– Господи, как я уже устал от всей этой нечисти… Работаем дальше! – отдав команду, я сразу тронул машину с места, излишне бодрому Гумозу пришлось запрыгивать в неё на ходу.

– Знаешь, командир, может, он и безвредный, конечно, – добавил из салона «шнивы» Новиков, – только, похоже, что лохматый бес отправился за подкреплением.

– Верно, Дима, в самый корень зришь! – поддержал промысловика Гумоз. – Не-етушки, детушки! Не для того медведь до кабана лезет, чтоб разузнать, о чём тот грезит. Домовёнок-то наш стукачом оказался!

– Ну, значит, скоро начнётся, – зло буркнул я, примеряя на себя роль провидца.

И ведь не ошибся.

Очередной переход, и мы нашли искомое.

Тут было все: вот прожекторная вышка, за ней – простенькая спортплощадка, а заодно и убогая полоса препятствий, вдали виднелись кирпичные ангары с рядами боксов. А вот и бойлерная. Маловата она будет для секретного объекта с разветвлённой сетью подземных галерей и помещений, маловата…

Здание из силикатного кирпича, что слева, оказалось блоком с жилыми рубками. Наверное, здесь было жильё офицерского состава, своеобразный ДОС. За прожекторной вышкой – подстанция, там трансформаторы и медь, центнер, самое меньшее. И он никому не нужен. Где-то шестьсот «зелёных» – две зарплаты бюджетника, по местным меркам хорошие деньги.

Справа стояло небольшого здание штаба гарнизона, неплохо сохранившееся строение, единственное двухэтажное в части. Угол первого этажа занимала дежурная часть или караулка с отдельным входом, к нему я внедорожник и подогнал. Второй экипаж остановился рядом и терпеливо ждал команды, не предпринимая самостоятельно никаких действий. Это меня порадовало, боевая слаженность группы растёт на глазах.

А между этими строениями темнел вход в катакомбы.

Путь в преисподнюю начинался с прямоугольного бетонного устья с уходящим вниз лестничным маршем. На боковых стенах лестницы для чего-то были нарисованы крупные белые стрелы, будто и без них кому-то не понятно, куда нужно идти. Устье входа прикрывал выступающий на полтора метра козырёк, тоже из железобетона. Холм над входом в подземелье был застлан давно прижившимся дёрном, прикрывающим объект красивой зелёной шапкой. Кусты, которых на территории было много, на этом искусственном холме за все годы запустения почему-то так и не проросли. Может, какая-то особая трава не даёт? Первый увиденный мной вентиляционный колодец под жестяным грибком торчал над землёй примерно в тридцати метрах дальше входа. А где же находятся другие? Что-то не видно. Нет, вряд ли это подземелье сколько-нибудь велико.

Сам вход больше напоминал промысловые ледники в мерзлоте на промысловых точках, в которых сезонные бригады заготовителей хранят выловленную сетями рыбу и туши забитых на переправе диких северных оленей. Гуся и лосятину тоже заготавливают и сберегают. Всё добытое вывозят крупными партиями, чаще всего баржей. Хранить продукцию в вечной мерзлоте можно очень долго и без потери качества. Поговаривают, что первые хранилища Госрезерва СССР на северах выглядели именно так – примитивненько, зато дёшево, надёжно и практично.