Вадим Денисов - Дауншифтер

– Здесь всё? – быстро спросил он.

– Да! Мне отдайте, не положено! Ноги затекли…

– Сам идти можешь, не ранен? – не отставал Новиков, протягивая ему чемоданчик. – Ничего не забыл?

Тот помотал головой и тут же истерически вскричал:

– Евгений Львович лежит, мёртвый, там, за вертолетом! Его топтун на моих глазах ел, ногу… Надо похоронить!

Новиков отреагировал мгновенно и гениально:

– Это Эвенкия, брат, здесь принято хоронить на земле.

Высший класс!

Сбоку открыл огонь из полуавтомата Сарсембаев, шпигуя заросли тяжёлыми пулями двенадцатого калибра. Ох, накопилось их тут, уходить надо…

– Ты уверен, что забрал всё нужное? – переспросил я охрипшим голосом.

– Уверен. А вы кто?

– Спецназ КГБ СССР, отдел работы с монстрами, – ответил я. Глядя в округлившиеся от удивления карие глаза, щёлкнул пальцами перед лицом, выводя его из ступора, и крикнул: – Уходим, парни!

Мы с Димкой схватили обессилевшего учёного под микитки и бесцеремонно поволокли его к вертолёту, а за нашими спинами Сарсембаев размеренно сажал в зелёнку патрон за патроном, не давая нечисти высунуться.

– Пустой! – крикнул он.

Я тут же развернулся и начал бить короткими, предоставляя ему время для перезарядки. Затем, отметив бодрое шевеление и треск в самом центре еловых зарослей, сильно размахнулся и навесом положил туда гранату. Бахнула хорошо, гораздо лучше, чем взрывпакет.

Новиков уже энергично крутил рукой над головой, показывая пилотам, что пора рвать когти, а Гумоз, как и собирался, вертелся вокруг вертолёта с «печенегом», успевая стрелять во все стороны.

– Принимай науку! – крикнул я бортачу и, подтолкнув заползающего в салон горнолыжника под задницу, сам забрался следом, сразу вскидывая от двери автомат. Двигатели заревели, корпус задрожал. Вертушка качнулась и оторвалась от земли, поднимая вокруг себя вихри из травы и прелых листьев. Приподняв машину, пилот опустил нос, и Ми-8 полетел прочь от этого кошмара.

– Стрелять будешь? – буднично поинтересовался у Сомова бортач.

– Не закрывай, может, и шмальну для красивой коды, – так же спокойно ответил тот.

Полетели.

Новиков, что-то сказав на ухо Ильясу, поднялся с места и сел рядом со спасенным ученым.

– Там что, бумаги? Или флешка какая?

Максим зыркнул на промысловика волчонком и ничего не ответил, чуть отстраняясь и крепче прижимая руками лежащий на коленях секретный кейс.

– Что ты, как не родной, – не отставал Димка, – в чём ценность-то, хоть намекни.

– У вас допуск есть?

– Где-то я уже это слышал… – бросил я в сторону набивающего пулемётную ленту Сомова. Мишка пальнул вниз всего два раза и пока успокоился. Но дверь не закрывал, будучи наготове. Мы были не против: патронов много, а чем больше он убьёт тварей, тем меньше их подскочит к посёлку.

– Откель же он возьмётся-то, допуск, нас ведь только в рейды припахивать можно… – вздохнул Дмитрий. – Но дело нас всех касается, мы местные, из Крестов.

– Не положено! – снова пискнул упрямец, но всё-таки хоть что-то добавил: – Там приборы и носители.

Гумоз расстегнул страховочный ремень и присел напротив него.

– А что за вундервафлю вы сваяли, Макс? Супертанк, боевое отравляющее вещество? Или данные с носителей будете заливать в самонаводящиеся пули?

Агент хихикнул, но тут же выдал стандарт:

– У вас допуск есть?

Зря он это сказал.

Тук! Сомов, не вставая, резко и сильно впечатал кулак в грудь секретного учёного, отчего тот глубоко согнулся и принялся хватать ртом воздух, словно налим, вытащенный из воды. Тяжёлый кейс с металлическим стуком упал на пол. Сграбастав яркую куртку в кулак под горлом, Мишка рывком выпрямил жертву и усадил на место.

– Если ты ещё раз это повторишь, то я могу сорваться и выстрелить тебе в колено. Ты что думаешь, Мазохистский, мы сюда погулять пришли? Нет, мы ради науки.

– Мазовецкий… – просипел агент ставки.

– Да мне плевать! Там, в Крестах, уже женщины и дети гибнут, а ты тут стоху гнёшь! И никакая падла, ни с допуском, ни без него, спасать их не стала! И всем вам ещё предъявится, ты понял меня, келдыш засушенный? И каждая сука своей шкурой за этот беспредел заплатит, включая и вас, учёных!

Тот торопливо закивал. Мишка нехотя разжал руку. Лишь бы он не начал задвигать длинную речь с перечислением всех общественных язв, не то сейчас настроение.

– Не могу рассказывать, права не имею, я подписку давал! Посадят меня! – от боли и накопившегося страха Максим тихо заплакал, мелко подрагивая и шмыгая носом. А потом закашлялся.

– А применение по эпицентру тактического спецбоеприпаса? Это и есть «План Т2»? Откуда утечка, если у нас каждая бабка об этом говорит, тоже ничего не знаешь, и тут допуск нужен? – не на шутку ярился Сомов.

– Тактического?! – неожиданно заорал на него Мазовецкий, в голосе которого тоже появилась злость, этот малый был не так уж прост. А слёзы… Не знаю, как бы я себя повёл, пережив выпавшее на его долю.

– Вот у бабок и спрашивай, чурбан! Да ты знаешь, что после инициирования пятно генерации на поверхности выросло на два порядка, ты можешь представить, солдафон, какая это площадь? Поздно для тактического! Чтобы такое пятно гарантированно остекловать, понадобится уже не тактический заряд, а нормальная водородная бомба большой мощности, и тогда вся Восточная Сибирь накроется медным тазом! Не нужно там ничего делать, интенсивность снижается, сейчас дело не в…

И тут он замолк.

Рядом громко свистнул Новиков. Теперь и остальные замолчали. В углу салона возле какого-то бака мышкой притаился напуганный бортмеханик, разумно решивший не лезть под горячую руку.

– Далеко не всё из сказанного понял, но картина вырисовывается грустная. Оставь его, Михаил, он действительно под статьёй ходит, – сказал я, поднимая с пола чёртов чемоданчик и подсовывая его под сжатые кулаки Мазовецкого. – Всему своё время, и спросу тоже. А пока что нам надо доставить его неподстреленным.

Сбоку появилась фляга с водой, протянутая Сарсембаевым. Взяв её, агент жадно отхлебнул и уже более или менее спокойно объявил:

– Если вы действительно из Крестов, мужики, то уже завтра, если сбоя не будет, всё увидите сами.

– Ну, моли своего бога, – тяжело вздохнул Сомов, возвращаясь к пулемёту.

Неожиданно пол салона накренился, меня бросило к лавке.

Вертолёт резко завалился набок, затем подпрыгнул так, что находящиеся в салоне люди полетели влево.

– Что за… – очередной рывок корпуса прервал законный вопрос Новикова, нос машины задрался.

Паническая мысль «Всё, падаем!» овладела всеми. Вокруг стало очень шумно. Чьи-то громкие крики сливались с усилившимся рёвом двигателей, инфарктным кряканьем какой-то аварийной сигнализации из кабины пилотов и свистом огромных лопастей геликоптера, хорошо слышимым через открытую дверь. Не вписывался в картину неминуемой катастрофы лишь треск пулемётных очередей.