Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Дурень я, дурень!

Мама набрала в легкие побольше воздуха:

– Дэви, я должна кое-что тебе сказать. Я должна сказать то, о чем думала много лет.

Казалось, она была смущена, но при этом настроена решительно. Я сел прямо, опора для ног, тихо скрипнув, сложилась. Меня замутило.

– Ладно, – проговорил я.

Мама опустилась на краешек дивана, ближний к моему креслу, и подалась вперед: локти на коленях, пальцы переплетены.

– Ты когда-нибудь слышал про «Ал-Анон»?

Я покачал головой.

– «Ал-Анон» – организация наподобие «Анонимных алкоголиков». Основной акцент в работе делается не на самих алкоголиках, а на членах их семей – супругах и детях. Я стала ходить на их собрания после переезда в Калифорнию. – Мама сделала паузу. – Человек, живущий с алкоголиком или рабом другой пагубной зависимости, отстает в эмоциональном развитии не меньше самого алкоголика. Поэтому методы лечения алкоголиков применимы и для их жертв.

Я кивнул. Я не знал, к чему она клонит, и, пожалуй, не хотел знать. Но ведь это моя мама!

– Обе организации используют так называемую программу «Двенадцать шагов». Каждый шаг – этап, на котором нужно чего-то достичь или с чем-то примириться, чтобы преодолеть последствия случившегося. Все этапы я разъяснять не буду, но «Девятый шаг» мне нужно сделать с тобой.

Это не моя мама. Это не женщина, которая шутила со мной, утешала меня и присматривала за мной. Я не знаю, кто эта серьезная, решительная особа.

– Что еще за «Девятый шаг»? – неохотно спросил я.

– Искупление вины. Признание вреда, нанесенного жертве этого вреда.

– Ой, мама, ты не навредила мне…

– Т-ш-ш! Все не так просто. Дай мне договорить.

Я ссутулился, плотно скрестил руки на груди и уставился на пол между нами.

– Дэви, я ужасно поступила по отношению к тебе. На целых шесть лет я бросила тебя на милость человека, которого знала как алкоголика, способного на эмоциональное и физическое насилие. До ухода из дома я молча потворствовала его издевательствам над тобой. Я позволила твоему отцу разрушить твое самоуважение. Я позволяла ему наказывать тебя, когда ты был ни в чем не виноват. В его насилии над тобой я была теневым партнером.

Я сжался в комок, будто живот сводила судорога. Будто хотел спрятать свою боль и обиду, заслонить от внешнего мира.

Мама снова заговорила:

– Заступиться за тебя мне мешали страх, сомнения, неуверенность. Но после ухода из дома я ничего не сделала – не защитила тебя от отцовского насилия, не избавила тебя от него. Самое страшное в том, что я сама причинила тебе зло, когда бросила тебя, лишила своей любви и заботы. Отнеслась к тебе как к потерянному багажу, до которого больше нет дела.

Мама снова сделала глубокий вдох. Я посмотрел ей в лицо, не поднимая головы, прямо сквозь челку, падающую на лоб. Щеки у мамы стали совсем мокрыми, но она глядела прямо на меня, смаргивая слезы.

– Молю господа о том, чтобы однажды ты смог меня простить.

– Ой, мама, ты не виновата. Тебе пришлось так поступить!

Она категорично покачала головой:

– Я… Вины моей это не умаляет. Я признаю эту вину, хоть ты и не считаешь меня виноватой. Однажды ты изменишь свое мнение и, боюсь, разозлишься на меня сильнее, чем на отца.

– Нет, никогда… О нем… о нем я без мата и говорить не могу… – Я сам заплакал.

Мама быстро подошла ко мне и присела на подлокотник кресла. Я потянулся к ней, мама обняла меня и стала гладить по спине. Получилось довольно неловко. Через минуту я кое-как вытер слезы. Из носа текло, поэтому я буркнул: «Извини меня» – и поднялся, вырываясь из маминых объятий. Из спальни я принес коробку бумажных салфеток. Мы оба вытерли носы и засмеялись.

– Гены – великая вещь, – сказал я.

– Ты совершенно прав. – Мама громко высморкалась, по звуку получилось как сирена в диапазоне меццо-сопрано. – Спасибо, что выслушал меня.

– Дело не в тебе. Ты не виновата.

– Наверное, ты прав…

Хотелось отстоять свое мнение, но еще больше – сменить тему, поговорить о чем-нибудь другом.

– Есть хочешь?

– Немного.

– На полседьмого у меня забронирован столик в ресторане в Гринвич-Виллидж. Ехать туда минут сорок пять, так что отправляемся через полчаса. Еще у меня билеты в театр на «Гранд-отель».

– Боже, я не разорю тебя своим приездом?

– Ничего подобного, мама. – Я бросил взгляд на мой денежный шкаф в трех шагах у нее за спиной. – Не беспокойся.

– Тогда я пойду переодеваться.

Ужинали мы в «И Тремерле», итальянском ресторане на Западном Бродвее. Когда мы выбирались из лимузина, люди смотрели на нас разинув рот. Мама тепло поблагодарила мистера Адамса за то, что он придержал нам дверь. Мы вместе решили, когда он нас заберет, чтобы времени с запасом хватило на дорогу в театр.

Столик нам подготовили немедленно: ужинали мы рано, да еще старшая официантка видела, как мистер Адамс высаживал нас из лимузина, и это тоже сыграло свою роль.

За ужином официант предложил вино, произведенное на собственных виноградниках ресторана. Мама согласилась.

Я выпил бокал красного, отлично гармонировавшего с едой. Вино взбудоражило меня, завело с полуоборота. Я сказал об этом маме.

– Дэви, ты много пьешь? – Мама искоса посмотрела на меня и подалась вперед. – Просто формально по нью-йоркским законам ты до сих пор несовершеннолетний, да? Хотя выглядишь старше.

– Дело не в том, как я выгляжу. – Я пожал плечами. – В любой момент могу приплатить человеку, который купит мне спиртное. Просто я не знаю… Ведь папа…

– А-а, ты боишься тоже стать алкоголиком? По-моему, слишком сильно беспокоиться не стоит, если это твой первый бокал спиртного… за какое время?

– Месяца полтора назад я пробовал шампанское. Не особо понравилось.

Мама кивнула:

– Вот следить за этим нужно, а зацикливаться не стоит. После переезда в Калифорнию я боялась того же. Психотерапевт убедил меня, что у моих проблем иные причины.

Вдруг на свете есть тайная организация «Анонимные прыгуны»? «Привет, меня зовут Дэвид Райс, я прыгун». Мама-то на прыгунью не похожа. Впрочем, как выглядит прыгун? Я хотел поделиться с ней, но ужин шел так гладко, не хотелось портить его признанием в паранормальных способностях или – боже упаси! – рассказом об ограблении банка. На моей памяти мама назвала меня вором всего раз, когда я украл игрушку у соседа.

«Гранд-отель» [8] В основе пьесы роман австрийской писательницы Вики Баум «Люди в отеле». мне очень понравился: прекрасная постановка, чарующая музыка. Из персонажей мне особенно пришелся по душе мистер Крингеляйн, смертельно больной еврейский бухгалтер. Два Джимми – темнокожие официанты-артисты были тоже хороши. Финал получился отличный, но одна деталь глубоко меня взбудоражила. Стареющая балерина ждет, что молодой красавец-барон встретит ее на вокзале. Ни ее агент, ни ее компаньон не говорят ей, что накануне вечером Крингеляйн умер. Низость, какая низость, доброта с тенью предательства! Балериной манипулировали, чтобы она не перестала танцевать… Какая низость!