Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Теперь кивнула Милли и серьезно на меня посмотрела.

– Я хотел оставить его в каньоне. Принести еды на несколько лет и навещать раз в пару месяцев. Так он больше никого не убьет.

– Безумие! Получается, ты берешь на себя ответственность за него, и тебе придется постоянно о нем заботиться.

– Да уж… Тем более рано или поздно Матара обнаружат или он выцарапает в камнях ступеньки и выберется.

Милли опять кивнула:

– Просто передай его АНБ.

– Американскому правосудию? Матар был в маске, когда убил гражданку США. Сомневаюсь, что его посадят. Горничную он убил в водах Египта на борту греческой яхты. Боже… Я забыл про горничную. Ее тело в Балтиморе, и там понятия не имеют, кто она такая.

– Ее семья…

Я кивнул, прекрасно понимая, что чувствуют эти люди.

Я назначил Коксу встречу у морга Балтиморского Центра травмы и шока и ждал, внимательно глядя по сторонам. Кокс явился один и принес документы. Тело горничной, Марии Каликос, положили в похоронный мешок. В газетах напечатали ее имя и подняли шум вокруг ее исчезновения. Мария Каликос… Я хотел запомнить это имя навсегда. Кокс расписался в получении тела и отвлек работника морга. Я тем временем перенес тело в аэропорт Афин и положил на пустую багажную тележку у взлетно-посадочной полосы. Потом я вернулся в Балтимор и перенес в афинский аэропорт Кокса.

Солнце садилось. В Афинах вечерело, а в Балтиморе было еще утро. Кокс взглянул на часы.

– Десять минут, – объявил он, вытащил нож и срезал с похоронного мешка этикетку с надписью «Балтиморский морг».

– Без проблем, – отозвался я и прыгнул в аэропорт Хитроу.

Корсо, с фотоаппаратом и диктофоном в руках, ждал у билетной стойки авиакомпании «Эйр Каледония». Мы свернули за угол, и я перенес его в Афины.

– Брайан Кокс, Агентство национальной безопасности США. Жан-Поль Корсо, информационное агентство Рейтер. Мистер Кокс будет «анонимным сотрудником американских спецслужб».

Корсо скривился, но мы договорились именно так – об эксклюзивном, но с определенными ограничениями репортаже о передаче террориста. Коксу затея нравилась еще меньше, только среди прочих условий я выдвинул это.

– Хорошо, – отозвался Кокс.

– Я быстро, – пообещал я и прыгнул на дно каньона.

Матар был уже готов. Я заранее надел на него наручники, кандалы и усадил на стул. Увидев меня, он, как всегда, вздрогнул и вжался в стул. Я улыбнулся и подумал, не стоит ли еще разок сбросить его с вершины Всемирного торгового центра. Нет, Милли это не понравится.

– Как звали мою мать?

– Мэри Найлс, – ответил Матар, облизав губы.

– Верно! – радостно подтвердил я. – А горничную с «Арго»?

– Мария Каликос.

Бейсджампингом мы с Матаром больше не занимались, но я пригрозил, что займемся, если он посмеет забыть эти имена. Если погубил человека, изволь помнить его имя.

Матар закричал, когда я перенес его на асфальтированную площадку, но осекся, сообразив, что стоит на земле, а не падает. Я подтолкнул его к тележке для багажа, на которой лежал мешок с телом. Кокс протянул мне листок бумаги и греческие монеты.

– Позвони по этому номеру и сообщи, какой у нас выход. Пока все не уедут, на глаза не показывайся. Плохо уже то, что мы знаем твое имя.

Кокс начинал мне нравиться. Доверия к нему не было ни капли, а вот симпатия появилась.

– Запомни: если сбежишь, я разыщу тебя, – сказал я Матару. – Если тебя не посадят, я разыщу тебя. Если убьешь снова, я разыщу тебя, и, клянусь, ты этому не обрадуешься.

Матар не взглянул на меня, но заметно побледнел.

Милли ждала меня в терминале с биноклем на шее. Я заранее доставил ее в афинский аэропорт, потому что она хотела увидеть передачу Матара.

– Метаксас, – представились на другом конце провода.

– Выход номер двадцать семь, – сообщил я.

– Сейчас же пришлю людей, – пообещал Метаксас с сильным греческим акцентом.

Через пять минут у дальнего от нас конца терминала остановились две машины без номеров и «скорая помощь». Милли протянула мне бинокль. Из каждой машины вышли четверо. Лицо Матара сравнили с фотографией и усадили на заднее сиденье одной из машин. С обеих сторон от него сели по двое мужчин. Корсо делал снимки, а Кокс предусмотрительно стоял у него за спиной.

Потом открыли похоронный мешок, и лицо Марии Каликос сравнили с другой фотографией. Фельдшеры «скорой помощи» закрыли мешок, положили его, то есть ее, Марию, на носилки и загрузили носилки в машину «скорой помощи». «Мария Каликос», – повторил я про себя. Мне хотелось запомнить это имя. Кокс пожал руку одному из греков, и три машины уехали.

– Отнести тебя домой? – предложил я Милли.

– Я подожду, – сказала она, забирая у меня бинокль. – Сначала их отнеси.

Я поцеловал ее и прыгнул на асфальтированную площадку.

– Все в порядке? – спросил я Кокса.

– Да.

– Этого недостаточно, – покачал головой Корсо. – Мне нужно интервью.

– Извини, но бо́льшая огласка для меня рискованна. Думай о хорошем, если нужно срочно куда-то попасть, я всегда выручу.

– Ладно, – неохотно проговорил Корсо. – Настаивать не буду. Но если ты когда-нибудь захочешь выйти из тени…

– Тогда я знаю, к кому обратиться. Без вопросов. Я весь твой.

Я перенес Корсо обратно в Хитроу, а вернувшись, спросил Кокса:

– Ты готов?

– Нам нужен надежный способ поддерживать связь с тобой, – устало проговорил Кокс, явно выполняя поручение начальства.

Я покачал головой:

– Я же обещал просматривать объявления в «Нью-Йорк таймс». Других гарантий дать не могу. Увижу объявление – позвоню. Если тебе понадобится быстрый транспорт, тоже постараюсь помочь. Но я не шпион. И не агент АНБ.

– Чем же ты будешь заниматься? Только угонами? Рано или поздно до тебя доберутся. Ради этого могут даже фальшивый угон организовать.

– Не знаю. Может, устроюсь в пожарную команду. Может, начну помогать «Международной амнистии» – спасать узников совести [28] Узник совести – термин, введенный в обращение в начале 1960-х годов основателем международной правозащитной организации «Международная амнистия» британским юристом и правозащитником Питером Бененсоном. Относится к человеку, находящемуся под стражей или в заключении исключительно за то, что мирно выражал свои политические, религиозные или научные взгляды. . Или в отпуск отправлюсь.

– Ты точно не хочешь, чтобы мы охраняли Милли?

– Вы скорее привлечете к Милли ненужное внимание, чем защитите. Я сам буду ее охранять, вам лучше не вмешиваться.

Я перенес Кокса в Вашингтон и на прощание пожал ему руку.

Милли я перенес в техасский каньон. Здесь полдень еще не наступил, и солнечные лучи падали косо, не касаясь воды на дне каньона.

– Зачем мы сюда прыгнули? – спросила Милли, и я поднял руки.