Дмитрий Силлов - Якудза [трилогия]

Макаренко сосредоточенно смотрел на дорогу. Настроение неуклонно съезжало в положение ниже нуля.

«Вот так влет мы перешли на „ты”, несмотря на то что не представлены. Процедура превращения пациента в кавалера прошла без эксцессов».

– Ладно, не дуйся, – сказала Алена. – Сейчас у палатки тормознем, сиську с водой купим, отмоем тебя как следует. А у меня с собой туалетная вода есть, сбрызнем – и нет проблем.

– Замечательно, – кивнул Макаренко. – И буду я пахнуть как унисекс-поп-звезда на пике карьеры.

– Что-то не похож ты на унисекс-поп-звезду, – улыбнулась Алена, медленно проведя пальчиком по могучему плечу Андрея. – Да и кому какое дело? Пусть думают, что ты от меня за ночь ароматов набрался.

Макаренко крякнул от неожиданности и не нашелся, что ответить. Но столбик настроения прекратил снижаться и высказал явную тенденцию к росту. Причем рост наметился не только в воображаемом термометре…

Андрей резко тормознул у ближайшей палатки и несколько поспешно выскочил из машины.

«Вот что значит неделями без бабы… Прям хоть женись, – думал он, расплачиваясь за двухлитровую бутыль воды. – А что? Девка – красавица, не дура, не москвичка, что в плюс: хоть представляет, с какой стороны у сковороды ручка… наверное. Хотя, нынче такая тема у красавиц не в моде независимо от ареала обитания. Ну, да ладно, видно будет…»

– О чем задумался, детина? – спросил веселый Аленкин голосок сзади. – Тебе полить?

– Да, если не трудно.

– Надеюсь, грыжу не заработаю.

Они отошли к придорожным кустам. Макаренко старательно оттирал ладони под струйкой воды, пряча взгляд от Аленкиных насмешливых глаз и от этого чувствуя себя не в своей тарелке.

«Только вот влюбиться не хватало… Это ж все! Это ж с тебя дурака сразу веревки вить начнут и этими веревками к каблуку приматывать намертво… И будет у тебя, дядя Андрей, семья. И почасовое расписание, как у трамвая… Стоп, следователь! Срочно крышу на место! И гвоздями ее! Соточкой, по периметру, намертво!»

Он стряхнул капли с ладоней, прямо взглянул в бездонные девичьи глазищи и широко улыбнулся.

– Благодарствую, боярыня, за доброту, за ласку, – сказал он. – А теперь пожалуйте в карету.

– Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын, – немного обескураженно произнесла Алена. Потом бросила пустую бутыль в кусты и проследовала в «карету»…

Асфальтовая дорога по количеству кратеров смахивала на лунную. Андрей на кратеры реагировал, но в меру, отчего «Нива» порой подпрыгивала и жалобно стонала. Алена морщила носик, но помалкивала.

«Выбирайте, барыня, – про себя улыбнулся Макаренко. – Или комфорт, или удаль молодецкая».

Тут снова вспомнился дрищ на «ягуаре».

«Н-да. Адекватней, следователь. Нынче девушки выбирают и комфорт, и удаль, два в одном. А менты на „Нивах” для них так, эпизоды».

– Что-то ты, детинушка, мрачен, аки туча, – подала голос Алена. – Не развлекаешь красну девицу светской беседой.

– Развлекаться будем, когда приедем, – буркнул Андрей. – А кстати, куда едем-то? Ты говорила, что клуб сама выберешь.

– Не в столице живем, – вздохнула Алена. – Здесь у нас выбор невелик – три кислотных гадюшника для малолеток, один другого голимее.

– Ну и?

– Вот если бы в «Пагоду» забуриться, – мечтательно протянула девушка. – Вот там – уровень…

– Так за чем дело стало?

– Туда с улицы не пускают. Там только для своих.

Она выразительно посмотрела на Андрея.

– И для крутых, – добавила. – Случалось, что кое-кто с красивой девушкой проходил…

– А ты там была? – спросил Андрей.

– Да. Два раза.

– С крутыми?

– По-всякому… Да ты никак ревнуешь, следователь?

– Просто интересуюсь, – пожал плечами Андрей. – Глупо ревновать девушку, с которой только познакомился. Да и вообще, ревность – она от комплексов. Если мужик в себе не уверен, тогда у него и начинаются терзания Отелло. И по поводу, и без такового.

– А ты, стало быть, уверен?

– Смотря в чем.

– В себе.

Макаренко рассмеялся.

– В себе – да. А вот в девушках…

– А что в девушках?

Макаренко внимательно посмотрел на нее.

– Слушай, Ален, а ты когда-нибудь любила?

Лицо Алены стало серьезным.

– Это что, допрос? – медленно спросила она.

– При чем здесь допрос, – пожал плечами Макаренко. – Просто разговор о вечном.

– О вечном, – усмехнулась Алена. – Ты хоть представляешь, что такое любовь?

– Предложи свою версию.

– О’кей, – протянула девушка, уставившись в одну ей видимую точку на лобовом стекле. – Любовь – это… Это трудно объяснить. Знаешь, что такое вдыхать любимого человека? Постоянно ощущать, что дышишь с ним одним воздухом, живешь его идеями, чувствуешь его кожей, смотришь на мир его глазами? Но порой бывает так, что этого воздуха оказывается больше, чем ты можешь вдохнуть. И от его избытка начинаешь задыхаться. Знаешь, что такое быть с любимым? Это когда сначала не можешь насытиться им… а потом его становится слишком много. И в результате чувства к нему остаются те же, но кроме этих чувств появляется еще и куча всего остального – дом, быт, его грязные носки, которые никак не вписываются в образ… И в результате жить вместе с ним становится очень тяжело. Когда-то я любила. Может быть, даже люблю и сейчас. Но мы разошлись, и я не тоскую без него.

– Совсем?

– Иногда перед сном становится немного грустно. Тело, душа, сердце вспоминают те чувства, которые были глубоко и далеко в них спрятаны. Но эти чувства настолько придавлены там обыденностью, каждодневностью той, оставшейся в прошлом связи, что достать их оттуда очень сложно. Да и нужно ли доставать? Хотя, наверное, они там живы и сейчас. Просто находятся под общим наркозом.

Ноздри Алены хищно раздувались, на щеках играл нездоровый румянец. Она не смотрела на Макаренко, она смотрела прямо перед собой, но вряд ли видела что-либо, принадлежащее этому миру. Сейчас вся она была в прошлом и заново переживала чувства, когда-то имевшие для нее слишком большое значение.

«Надо же, – подумал Макаренко. – Вот бы никогда не подумал. В ее-то годы…»

– И какое резюме? – осторожно спросил он.

– Резюме? Всего должно быть в меру. Я сейчас живу для себя, сплю с кем хочу – но тоже для себя. Его люблю тоже для себя и помнить его буду тоже только для себя. Только вот счастливой я без него даже для себя не буду. Просто свобода и любовь – это вещи совместимые. Я была любима и любила сама. И при этом была свободна. А теперь у меня та же свобода: я люблю его, он – я знаю – любит меня, но вместе быть мы никогда не сможем.

– Видитесь?

– Нет. Глупо жить прошлым. Я ответила на твой вопрос?

Макаренко покосился на девушку. Она по-прежнему смотрела в одну точку, нижняя губа слегка закушена…