Владислав Цепеш - Стальные крылья. Проба небес [СИ, недописано]

Понимание очевидного приходит чуть позже.

Мысленно возблагодарив среброволосую за её дар, кошусь в сторону Сесилии.

Судя по тому, как дрожат её веки и участилось дыхание – она давно уже не спит.

Решаю подыграть.

Заговорщицки подмигнув Хоки, киваю на душ.

Она соглашается и мы идём мыться. Вернее – я иду, а она лежит у меня на руках.

Покуда мы намыливаем друг-друга, объясняю ей план действии, и Хоки, хитро улыбнувшись, соглашается.

Как итог, пока она продолжает водные процедуры, я, наскоро ополоснувшись и растеревшись, возвращаюсь в кровать.

Сесилия по-прежнему изображает спящую, но стоило только прикоснуться к её руке, как сапфировые глаза, начисто лишенные сна, распахиваются во всю ширь.

– С пробуждением, радость моя. – Радость, в ответ, молча кивнула.

Лежим рядом, соприкасаясь телами. На ней, судя по ощущениям, лишь нижняя половина белья.

Не выдерживая взгляда и чуть покраснев, она отводит взор. Изящные пальцы, ухватившись за край покрывала, натягивают тонкую ткань до самого подбородка, выдавая её с головой.

Хотя казалось, что вчера ей было не занимать решимости.

Для начала, кладу руку ей на живот. Лишь пальцы коснулись нежной кожи, как она ощутимо вздрагивает, но не мешает и не противиться. Уже плюс.

Начав массировать её мягкий животик, упругий и податливый одновременно, жду, пока она успокоится.

По истечении пары минут, когда девушка привыкает к прикосновению и немного расслабляется, наступает время для следующего шага.

Медленно, будто нехотя, рука ползёт вверх, к аппетитным грудям, чья идеальная форма так и просится в ладонь.

Судя по появившейся легкой хрипотце, и нервному закусыванию нижней губки, она начинает возбуждаться.

А руки достигают манящих полусфер, жадно завладевая ими.

Упругие и в тоже время податливые, с аккуратными холмиками розоватых сосков, груди Сесилии были сказочно хороши, в том числе и на вкус. Стоило только коснуться губами набухшего соска, как негромкий стон удовольствия разнёсся по комнате.

ЗА окном рассвело. Солнце вступало в свои права, прогоняя мрак неярким светом.

Приглушенного света непогожего утра, едва пробивающегося сквозь плотные шторы, было достаточно, чтобы разглядеть схватку застенчивой робости и предвкушающего желания, причудливо соединившиеся в девичьем взгляде.

Но обласканная девушка уже не отводила взор, а когда наши лица сближались, предвкушающе облизнулась.

В тот миг, когда наши губы находят друг друга, Сесилия, отбросив страхи и сомнения, с жаром отвечает на поцелуй.

И вскоре, уловив суть процесса, она отдаётся ему целиком.

А пока любопытный девичий язык переплетался с моим, неугомонным пальцам удалось проникнуть к влажному сокровищу разошедшейся красавицы.

От первого же прикосновения к нижним губам, глаза, чуть прикрытые во время поцелуя, распахиваются во всю ширь, а её руки вцепляются мне в предплечье.

– Всё хорошо. – Успокаиваю её. – Если не готова, так и скажи.

Но в ответ, та лишь отрицательно мотает головой, после чего, сделав усилие, отпускает мою руку. И мы продолжаем.

Вскоре она освобождается от остатков одежды, а её тело начинает подаваться навстречу руке, что не даёт покоя влажной вульве.

Привстав, раздвигаю стиснутые колени и, чуть раздвинув рукой блестящие от влаги половые губы, вхожу. Как и Хоки, Сесилия до этого не знала мужчин, так что без крови, юркой струйкой вытекшей на простыню, не обошлось.

Но вслед за болью пришло удовольствие, и вот уже Сесилия тянет руки, давая понять о намерениях.

Ложась на неё сверху, опираюсь на предплечья, дабы не давить весом, а она, тем временем, запускает свои пальчики мне в причёску. Ухваченные волосы негодующе трещат, а мне, невольно, вспоминается, наш с Хоки, первый раз.

Жадно целуя меня в губы, юная красавица подается навстречу каждому движению. Девственная плоть туга, и сдавливает по всей длине естества, отчего разрядка приближается слишком быстро.

Усиливающееся сопение Сесилии даёт понять, что я в этом не одинок.

И вскоре я извергаюсь внутрь, сотрясаясь от спазмов удовольствия, а она, оглашая комнату стонами сквозь сжатые зубы, до треска натягивает мои волосы, заставляя часть из них покинуть место обитания.

После того, как вспышка миновала, Сесилия нетерпеливо проникает языком ко мне в рот, возобновляя поцелуй.

Целуясь, отдыхаем, стараясь прийти в себя (я, кроме всего, осторожно щупаю голову в поисках залысин.

Но не успел я слезть со своей второй девушки (пардон, уже женщины), как Хоки, одетая в чем мать родила, выходит из душа и ложиться на кровать, как раз поверх покрывала.

В её взгляде нет ни капли ревности, а затаённый триумф несколько обескураживает, но сейчас не до него.

Глядя на нас с широкой улыбкой, она заговорщицки кивает новообретенной коллеге по гарему, и та отвечает ей тем же.

На простой вопрос, – «А в чем, собственно, дело?» – Они, переглянувшись, лишь смеются в ответ.

Судя по ощущениям, я опять свеж и полон сил (главное не проболтаться, а то хрен мне выспаться дадут), но так как времени осталось мало, а мы еще не ели, то приходится закругляться.

После чего наша компания приходит в движение.

Хоки получает разнарядку на кухню, а мы с Сесилией идём в душ, при этом я повторяю манёвр с переноской на руках (судя по мечтательному взгляду англичанки, в тот момент ей уже слышатся свадебные колокола).

После была трапеза, полная скрытых полунамёков и таинственных взглядов, где очевидность факта девичьего сговора была налицо, а вот суть его – ускользала.

А затем, совместные сборы, при которых девушки, одеваясь, старались продемонстрировать себя со всех ракурсов, и поход в класс под ручку (каждая со своей стороны).

В аудитории, куда мы бодро прибежали за семь минут до начала занятий, все уже давно собрались.

Пока мы втроем рассаживались по местам, не забывая при этом отвечать на приветствия и пожелания доброго утра (доброта с небес так и шпарила), я любовался на аллегорию «сонное царство», воплощённую наяву.

Большая часть класса (не менее двух третей) все еще не могла окончательно проснуться.

Периодически зевая, девушки не прекращали попыток вырваться из цепких пальцев морфея, но все эти растирания висков, ушей и глаз помогали слабо.

Кое-кто, однако, пошел иным путём.

Единственная и неповторимая, (чья безудержная непосредственность уже стала притчей во языцех) Хоннэ-тян, сладко спала прямо на парте, зарывшись лицом в небольшую подушку с лапками и зигзагообразным хвостом, знакомого желто-полосатого цвета. Видимо, с собой принесла.

Невзирая на гул аудитории, она дрыхла, забыв об окружающих.