Аарон Дембски-Боуден - Черный Легион

– Маэлеум был наименьшим из оскорблений, нанесенных мною твоим владениям, Эзекиль.

В голосе Абаддона больше не было слышно веселья:

– Вот, значит, как.

Даравек принялся перечислять всю ту смуту и бесчестье, которым его силы подвергли нас. За недели, потребовавшиеся нам, чтобы добраться до края Ока, для армады Владыки Воинств прошли месяцы. Они бесчинствовали по всей нашей территории, неся смерть нашим гарнизонам и обрушивая гибель на крепости.

Даравек упоминал все – битву за битвой, падение за падением – скрупулезно приводя детали и смакуя их. Довольную речь военачальника оттеняли гул и грохот наших с Ульрехом активных силовых полей, поединок продолжался на протяжении всего монолога.

Легионер представляет собой трансчеловеческое создание, однако наша суть все еще формируется человечностью. Нас творят не без изъянов, и даже нашей эйдетической памяти не всегда легко восстановить отдельные движения в битве или дуэли. Причиной этого является самая непостоянная из стихий – эмоции. В особенности обычно ясные воспоминания воина может затуманить злоба, окрашивающая память в красное и окутывающая ее лихорадочным жаром.

С каждым словом, покидавшим изуродованные уста Даравека, мне становилось все труднее поддерживать медитацию дуэлянта. Концентрация начинала ускользать. Чтобы перехватывать удары Ульреха, я уже полагался не только на наблюдения за его стойкой и прогнозы на основании движений мышц, но в той же мере и на инстинкт. Хуже того, я чувствовал, как в мой разум вяло заползает тревога – это ощущалось на физическом уровне, по позвоночнику распространялся холод. Медитативные принципы давали мне наилучшие шансы выжить в этом бою, а Абаддон, будь он проклят, в самый неподходящий момент дал Даравеку повод для ядовитых слов.

Описание причиненной боли все продолжалось и продолжалось. Маэлеум растерзан орбитальной бомбардировкой, целые тектонические фрагменты планеты выломаны и загружены в массодвижители его флота. Мы сочли мир-могильник бесполезным, однако символизм этого поступка было невозможно игнорировать. Но худшее было еще впереди.

В армаде Даравека теперь шли три наших боевых корабля, захваченные в бою в качестве трофеев. Их защитников смяли, а выжившие члены экипажа стали рабами под бичами надсмотрщиков Даравека. Остальные были уничтожены или затерялись в пространстве Ока, изгнанные прочь от областей, которые они давали клятву оберегать.

На звездолете «Песнь гнева» – флагмане скромной флотилии, которую мы оставили присматривать за нашей территорией – были взяты заложники. В числе пленных находился и его командир, Ранегар Ковал.

Я хорошо знал Ковала. Бывший легионер Сынов Гора и помощник магистра флота Валикара, он был непреклонным и инициативным, добавляя свою выверенную агрессивную мудрость к холодным оборонительным расчетам Валикара.

Люди Даравека содрали с него броню при помощи бурильных лазеров, привязали цепями между двумя «Лендрейдерами» и растерзали на части. Разорванный надвое, он был еще жив, когда его скормили демоническим гончим, прикованным к командирскому трону на борту флагмана Даравека.

Участь прочих наших воинов была не менее бесславна. Часть из них, искалеченных и израненных, опустили в чаны с промышленной кислотой. Других ж неторопливо перемололи медленно крутящимися гусеницами боевых танков на глазах у глумящихся стай мутантов Даравека.

Финальное оскорбление состоялось, когда Даравек жестом велел одному из своих воинов выйти вперед, практически к границе поединка. Пожиратель Миров уронил на пол из призрачной кости смердящий черный плащ. На меня тут же обрушилась исходящая от темной ткани вонь мочи – застарелый, кислый и прогорклый запах. Пожиратель Миров пнул плащ, разворачивая его – это я только слышал, поскольку не мог растрачивать свое внимание на взгляды – однако реакция братьев сообщила мне истину с той же ясностью, с какой это могли бы сделать мои собственные глаза. Абаддон яростно выдохнул. Напрягшиеся сочленения доспеха Илиастера зарычали. Даже Телемахон что-то свистяще прошипел про себя, что было для него ближе всего к выражению своего недовольства.

В следующий раз, оторвавшись от Ульреха, я осмелился бросить взгляд, и, конечно же, оказался прав. Плащ был вовсе не плащом. Из центра полотнища взирало прищуренное Око Гора, расположенное поверх желтых расходящихся лучей Восьмеричного Пути.

В ткань была завернута груда костей, до сих пор покрытых красными следами крови и прожилками связок. В тех местах, где их глодали, остались следы клыков.

Знамя Черного Легиона. Они взяли одно из наших знамен, использовали его вместо погребального савана для изжеванных демонами костей Ранегара Ковала, а затем позволили ордам своих рабов пропитать его потоками их грязной мочи.

Теперь поединок портили крики. Из моего горла поднимался гортанный гневный рев, который я не осознавал, пока не выдохся. Покоя и медитативного раздумья больше не было, вместо них все покраснело от стремления к цели. Я наступал на Ульреха, вкладывая в каждый удар весь свой вес. Протестующие силовые поля разбрызгивали искры. Они взвизгивали от перенапряжения при каждом парирующем столкновении. Я обрушивал на него ливень ударов с двух рук, двигаясь быстрее, чем в каком-либо из памятных мне боев – думаю, быстрее, чем двигался когда-либо позже.

Несколько раз он пробивал мою защиту, но я дрался, практически не защищаясь. И все же ему не удалось нанести настоящих ран – каждый раз, когда он доставал мою броню клинком, ему снова приходилось смещаться назад и защищаться.

Я знал, что мне не победить. Мне было все равно. Даже когда я вынудил его обороняться, он бился лучше и быстрее меня. Он отступал, блокируя, отводя и не рискуя атаковать, но я не мог пробить его защиту. До этого мне тоже не было дела. Рыча, задыхаясь от смрада нечистот, исходившего от нашего оскверненного знамени и окровавленных костей моего брата, я нападал, не думая о ранах, которые получу.

Я хотел крови. Хотел отнять жизнь за отнятую. Хотел мести.

Это виндикта . Вот о чем я говорю, когда утверждаю, что она питает сердца воинов Черного Легиона, что бьется в наших венах вместе с кровью. Месть любой ценой. Воздаяние любыми средствами.

У меня в сознании не загорелось вдруг откровение, не было никакой вспышки мрачного понимания, развеявшей красную ярость. Впоследствии Телемахон высказался с точки зрения мастера клинка – единственный способ победить для меня состоял в том, чтобы не заботиться о поражении. Даже в самом кровавом пылу битвы все бойцы все равно стремятся защитить себя. Даже Пожиратели Миров, когда в их мозг вгрызаются Гвозди, обороняются за счет инстинктов и дара гладиаторской мышечной памяти.