Виктор Точинов - Демоны Рая

Тот бандит, что сидел в «Урале», уже при звуке наших имен проявил признаки мозговой деятельности: наморщил лоб, как будто вспоминая что-то… А сейчас, едва взглянув на изуродованный пулемет, отреагировал иначе, чем его товарищи. Не стал хвататься за нож или пистолет, а буквально выпал из кабины и пополз к нам с Марией. На коленях.

Тем временем я продолжил использовать таланты Пабло. Воздел руки над головой величественным жестом (я долго его репетировал, избавляясь от порывистой, суетливой пластики движений Пэна), затем медленно развел в стороны.

Повторяя мой жест, машины поднялись над дорогой, как два пролета разводимого моста, застыли вертикально кабинами вверх, словно вообразили себя космическими ракетами и собрались газовать прямиком на небеса. Но полет не состоялся, машины рухнули по обе стороны дороги. Одна зацепила палатку, там кто-то истошно завопил.

Бандиты оставили в покое пистолеты, сильно деформировавшиеся в кобурах, и ножи, намертво сросшиеся с ножнами. Бросились наутек кто куда, а послушались бы сразу – могли бы уехать на колесах, как белые люди.

Сбежали не все. Двоим я не позволил, памятуя о нужде в обуви: с бедолагами приключился временный паралич нижних конечностей. А пулеметчик, лишившийся пулемета, и не пытался скрыться. Пресмыкался у наших ног, заглядывая снизу в лица. Пытался что-то объяснить, получалось не очень.

– Петр, да? Я сразу… да, тот… а я… с ними, но я…

Заглянул к нему в душу. Да, нагрешил парень, еще как нагрешил. Но не лицедействует, действительно раскаивается, ищет тропку к истине и свету.

Возложил руку ему на чело, пометил печатью Учителя. Выдал инструкцию:

– Ступай в ближайшую обитель Чистых. И покайся там в убийствах своих, и в блудодеяниях своих, и в воровстве своем – покайся и будешь прощен. Ступай!

Он отправился каяться. Причем проявил личную инициативу – так и пополз, не вставая с колен.

– Зря ты его отправил в ближайшую обитель… – задумчиво произнесла Мария позже, на привале.

Я не ответил, занятый общением с Мбару. Она сильнейший аномал-«химик», а мне как раз потребовалось провести кое-какие химические манипуляции с трофейными ботинками, не хотелось надевать их сразу после прежнего владельца.

Мбару (с ударением на последнем слоге) отличается редкой отмороженностью и специфичным чувством юмора. До встречи с Учителем она куролесила на границе Эфиопии с Южным Суданом, прославившись многими бессмысленными чудесами. Например, однажды ее трудами все ручьи и колодцы в обширной округе заполнились вместо воды напитком, чье название с местного наречия можно перевести как «рыгаловка». Любители дурно очищенного финикового самогона были счастливы, а владельцы подыхающего от жажды скота – не очень.

К тому же Мбару весьма общительна. И, выполнив мою просьбу, так просто не отвязалась: спроецировала мне в мозг нечто вроде комикса, серию картинок о том, как мне надлежит использовать способности «химика». Советы были весьма затейливы и непристойны, хоть и забавны.

Избавившись и от Мбару, и от вони бандитских ног, я обулся и наконец ответил Марии:

– А что не так с ближайшей обителью? И какая здесь ближе всего, кстати?

– Староладожская… Ходят слухи, что они впали в ересь. Приносят жертвы Зоне, причем из числа неофитов.

– Непорядок… Но ты хотела где-то заночевать, помнится? Давай там и остановимся, заодно вернем заблудших на путь истинный.

На том и порешили.

Лишь когда мы сошли с трассы «Кола» и до Волхова осталось немного, а до Старой Ладоги еще меньше, я решился обратиться к Марии с просьбой. Понял, что затягивать дольше не стоит.

Нерешительно мялся я неспроста. Нигде это не записано и никем не произнесено, но все же среди двенадцати не принято обращаться друг к другу с такими просьбами: об использовании способностей в личных интересах другого ученика, ключевое слово «личных».

Но я ведь не совсем для себя… Вернее, не только для себя… Короче, решился и спросил:

– Мария, ты не могла бы немного помочь нам с Еленой? У нас, видишь ли, нечто вроде отношений… И не вчера все началось… В общем…

Она спрашивает с улыбкой:

– Ничего не получилось в постели?

Как она умеет улыбаться… Можно влюбиться. Но не нужно. С двенадцати лет ее, тогда еще Марианну Купер, насиловал отчим. Иногда не один, в компании пьяных приятелей. Закончилось все банально: отчим и его подельники получили длинные срока, а Марианна, а затем Мария, с тех пор ни разу не была близка с мужчиной… Она любит всех, но платонически.

– Все получилось… – уныло говорю я. – С физиологической точки зрения все в порядке. Но… Нет искры… Ничего нет… Вообще ничего. Чистой воды телесная механика, а эмоции на нуле. Причем у обоих. Попробовали еще пару раз – то же самое, уныло и пресно.

– И чего же ты хочешь от меня, Петр? – спрашивает она, хотя прекрасно понимает, чего я могу в такой ситуации хотеть.

– Ну… ты не могла бы нам немного… Нет, не надо пылающих страстей и любви до гроба. Просто чтобы было как раньше, когда мы…

– Когда вы изменяли твоей жене и ее мужу, ночевавшим неподалеку, за стенкой?

– Вроде того…

– Думаешь, я не пыталась помочь сама, без просьб? Я же вижу, что между вами происходит.

– Пыталась? Странно… Не почувствовал. А когда-то на Садовой резко и неожиданно полюбил Жужу, как родную дочь. С твоей, между прочим, подачи.

– Пойми, Петр… Любовь как дерево: на подходящей почве разрастется, вытянется, а на душевной мерзлоте будет как деревце в тундре, захудалое, карликовое… Но чтобы выросло дерево, нужно семечко. Или саженец. Иначе – как ни поливай, как ни удобряй – не вырастет ничего. А у меня, продолжая сравнение, саженцев нет. Я не могу развить любовь совсем из ничего, без малейших предпосылок к ней. Улавливаешь суть?

– Понял, не тупой… Ладно, проехали. Вон уже обитель показалась.

Слухи не врали.

Что во дворе Староладожской обители находится «давилка», я почувствовал еще снаружи, стоя за воротами. А что она активно поработала совсем недавно, мог почувствовать кто угодно, аномальные способности для этого не требовались, – терпкий запах крови мог уловить любой человек, не страдающий насморком. Случайной гибелью здесь не пахло, в прямом и переносном смысле, – после Выплеска времени прошло достаточно, чтобы призвать из Рая кого-либо, способного обезвредить ловушку. Не говоря уж о том, что огородить ее, закрыть от доступа потенциальных жертв послушники могли и своими силами.

«Давилку» я уничтожил, не заходя во двор. Нечего тут разводить кровавое мракобесие. Сейчас и с мракобесами разберусь…

Мой кулак забарабанил по воротам, запертым по позднему времени. Изнутри прошаркали чьи-то шаги, недовольный голос посоветовал мне отвалить, а подношения принести завтра утром.