Виктор Точинов - Демоны Рая

– Как обычно, – отвечает она.

Несколько слов об Аделине. Больше нескольких все равно не получится…

Я не знаю, кто она. Не знаю, откуда появилась.

В один из дней обнаружилась у меня за правым плечом, причем в момент критический, реально угрожавший жизни. И помогла. Примерно как сегодня.

Познакомились. Имя она назвала, но на прочие прямые вопросы не отвечала или отделывалась отговорками типа «так надо», «так предречено» и т. д.

Исчезает и появляется Аделина произвольно. Может беспрерывно таскаться за мной месяц, потом исчезнуть на пару недель. А иногда словно работает у меня телохранителем по графику «сутки через двое». Иногда заявляется ненадолго и хаотично, без графика. В общем, никаких закономерностей я не уловил.

Звать ее бесполезно, приходит сама. Гнать тоже бесполезно, не уйдет.

Есть у Аделины любопытная черта: не любит попадаться на глаза. Застенчивая.

Если повернуть голову вполоборота, то самым краешком глаза, периферийным зрением, можно ее увидеть – смутно, расплывчато. Если продолжить поворот, она отступает, всегда оставаясь за спиной. Можно посчитать ее глюком, игрой расстроенного мозга… Или, хуже того, симптомом серьезного психического заболевания. Можно. Но мертвецы со стрелами в груди не позволяют. Вполне реальные мертвецы, осязаемые.

Из отрывочных наблюдений сложился вот какой образ Аделины: высокая, за метр восемьдесят, спортивного сложения. Шатенка, но оттенок темнее, чем у Марии, точнее не сказать, я не особый знаток женских мастей. Одежда… Не понять… короткое платье, короткая туника, короче, что-то короткое… Ну и лук с колчаном, понятное дело.

И еще одна любопытная особенность за ней числится: я не могу понять, вслух или мысленно адресованы мне ее реплики… Она единственная, кому такое удается. Сам же всегда общаюсь с ней вслух.

Будь я верующим, решил бы без мозголомных раздумий: Аделина – мой ангел-хранитель.

Но я вырос если и не полным атеистом, то законченным скептиком. И принять такую версию не готов. А те версии, что готов, – бездоказательные и умозрительные.

Так вот и живу с загадочной лучницей за правым плечом.

– Простудишься, – говорит Аделина.

И накидывает мне на плечи плащ. Мой собственный, между прочим, но я не спрашиваю, где и как она его отыскала. Вопрос из тех, на какие она предпочитает не отвечать.

– Я никогда не простужаюсь, ты же знаешь.

– Знаю. Это была своего рода вежливость… Но могу сказать и напрямую: прекрати смущать паству своими обнаженными прелестями.

– «Прелести» – это не напрямую, это вежливость следующего уровня. Напрямую будет примерно так: «Твои болтающиеся между ног причиндалы, Петр, совсем не эстетичны». Ну что, пойдем отсюда?

– Не спеши… Там остались люди, желающие тебе зла. Затаились, не высовываются, но они там.

Из-за моего плеча протягивается рука, показывает на дом с тем самым пыточным подвалом. Рука обнажена по меньшей мере по локоть, на запястье кожаный браслет-напульсник, на большом пальце – широкое костяное кольцо. Иногда я задумываюсь: кому раньше принадлежала кость, ставшая материалом для кольца? Кому-то из врагов Аделины? Или ее былому подопечному? Не удивлюсь ни тому, ни другому варианту.

Дом, на который она указала, я посчитал хозпостройкой. Сейчас вижу, что ошибся. Слишком ухоженное здание, явно жилое.

– Ты не против? – раздается у меня за спиной.

Затем я слышу негромкий шуршащий звук и догадываюсь о его происхождении: стрела покидает колчан. Стрела наверняка другая: не с алым, а с черным оперением, и древко тоже черного цвета.

– Подожди… Не будем рубить сплеча.

Тянусь к зданию, пытаюсь понять, что внутри. Да, жилое… И не просто жилое. Напичкано бытовой техникой и аппаратурой дальше некуда. Вот, значит, как живет капитул, ограничивающий личное имущество послушников зубной щеткой и ей подобными мелочами.

– Здесь уже ничего не исправить… Стреляй.

Стрела летит к цели с нарастающим гудением. Ионизирует воздух вокруг себя, и в какой-то момент кажется, что от нас к обреченному зданию протянулся огромный светящийся палец.

Несколько секунд после попадания здание стоит как стояло. Но я знаю, что будет дальше, я уже видел действие черной стрелы.

Дом начинает осыпаться, схлопываться внутрь себя. Словно в нем образовалась локальная черная дыра и втягивает в себя окружающее. Возможно, так оно и есть – обломки на месте зданий, рухнувших от стрел Аделины, никогда не остаются.

– Пойдем, – говорю я, хотя процесс еще не завершился.

Мы шагаем к воротам. Под их аркой хочу оглянуться, но давлю на корню желание. Не то чтобы я всерьез воспринимаю историю с соляным столпом, но все же…

В общем, не оглядываюсь.

– Хочешь, я научу тебя строить загробную жизнь?

Оп… Неожиданное предложение.

Изрекает его дядя Ваня, он же Безумный Шляпник. Причем изрекает вслух, здоровенным клювом тукана, сидящего у него на плече. Не в настроении Шляпник сегодня общаться мысленно, не знаю уж почему.

– Зачем мне загробная жизнь?

– Чтобы жить ею, глупая ты устрица! Зачем же еще бывает любая жизнь?

Переводчик-синхронист из тукана неважный, речь у него безжизненная, птица не способна передавать людские эмоции. Но я хорошо знаю Шляпника и без труда представляю, как звучали бы его реплики в оригинале.

– Вообще-то меня и нынешняя жизнь устраивает. Живу в Раю, чего еще желать?

– Не задумываться о будущем – видоопределяющее свойство устриц. Не задумываются, даже когда лежат на тарелке в ожидании лимонного сока. Не умеют, да и нечем.

Тукан замолкает. А Шляпник, казалось, и до того был занят исключительно своей удочкой. Мы сидим на берегу райского озера, и он ловит рыбу. Он фанат этого занятия. Вот только поймать что-нибудь в Ю-жидкости проблематично, а сейчас озеро заполняет именно она. Я рассказал Учителю про мое давнее сновидение, и он решил, что лишняя оборонительная линия Раю не помешает, особенно в свете назревающих событий.

– Вы все связались с типом, – говорит тукан после паузы, – который целенаправленно тащит себя к гибели. И вас вместе с собой.

– Я знаю. Я готов. Игра стоит свеч.

– Вопрос не в том, чего она стоит, чего нет. А в том, что небытие, черное ничто, – это страшно. Я, например, боюсь… И предлагаю тебе шанс там не оказаться. А ты жеманишься, как девица, которой предложили первый секс.

– Уболтал. Я не буду жеманиться и с радостью и готовностью окунусь в волшебный мир секса… Однако маленький вопрос: о какой загробной жизни идет речь, если ты отрицаешь бессмертие души? Загробная жизнь для телесной оболочки? Видел я вчера в Волхове одну оболочку, загробно живущую. Твой Ушастик, кстати, постарался. Крайне не эстетично выглядела та оболочка.