Ян Валетов - Лучший возраст для смерти

Или мертвой. Лучше – мертвой.

Тем временем Зануда спустился на балкон галереи и отобрал у Бубенца мешок с мертвыми пиджинами, а Кошка перехватила у Зуба коптящий факел и вся четверка тронулась в обратный путь. Тин-бои шли первыми, подкалывая друг друга, постоянно пиная друг друга локтями, а Кошка шагала на несколько шагов позади, подсвечивая дорогу и себе, и им.

– Сидим тихо, – прошептала Белка в ухо Тиму. – Даже не дышим.

Охотники за птицами должны были пройти в полутора ярдах от ниши, где они притаились. Балкон в этом месте был узким, часть конструкции давным-давно осыпалась на платформы, оставив на месте балюстрады редкую сетку из металлических прутьев с кусками бетона на ней.

– Понял, – прошептал Книжник едва слышно.

– Можем суп сварить! – предложил Зуб, проходя на расстоянии вытянутой руки от Белки. – Будет, что похлебать и, опять же, мясо вареное… Очень горяченького хочется!

Он был самым низкорослым и противным из всех, но при этом и самым забавным – говоря, он смешно суетился, размахивал коротенькими ручками.

– А я говорил, что бояться нечего! – гордо заявил Бубенец. – Нет тут никого!

Они миновали нишу, где притаились беглецы, и двинулись к лестницам. Ханна и Тим перестали дышать.

Кошка тоже прошла мимо них, держа над головой пылающий факел – невысокая, безобразно обскубанная (грязные волосы торчали, словно пакля) и гордая своим предводительским талантом.

Она тоже прошагала мимо не оглянувшись, и беглецы перевели дух.

Сделав несколько шагов вслед за своими друзьями, Кошка внезапно остановилась, что-то учуяв. Книжник знал такое ощущение, когда тебя на ходу догоняет мысль, что ты видел что-то важное, но упустил, что именно…

– Кошка! – крикнул из-за угла Зануда. – Догоняй! Где твой факел, Беспощадный тебя забери! Посвети! Тут собственную жопу не видно!

– Иду! – крикнула она в ответ, а сама сделала несколько шагов в обратном направлении.

Белка превратилась в сжатую пружину – ноги чуть согнулись в коленях, руки напряжены.

Кошка подняла факел повыше, дрожащий свет проник в нишу и забившийся в угол Книжник увидел, как холодно и страшно сверкнули глаза Ханны, когда их коснулся отблеск пламени.

– Нет! – Книжник проглотил свой шепот. – Нет!

Кошка сделала еще шаг и оказалась лицом к лицу с Белкой. Глаза ее стали круглыми от изумления, рот приоткрылся для вскрика…

Ханна была стремительна, как нападающий снейк – это больше походило не на удар воина, а на змеиный выпад. Распрямившись, девушка толкнула Кошку двумя руками в грудь, толкнула настолько сильно и точно, что та, не успев даже вскрикнуть, вылетела с галереи спиной вперед, прямо в пустоту. Факел все еще пылал в ее руке, поэтому Тим видел, как меняется ее мимика, как накатившая волна ужаса, предчувствие смерти отражается на ее лице, как она изгибается, силясь нащупать хоть какую-то опору, и не находит ее, и проваливается вниз, на щербатые плиты перронов, прямо в лапы Беспощадного.

Она закричала только перед самым ударом о пол. Короткий вопль заметался под сводами Стейшена и тут же прервался на высокой ноте. Несмотря на то, что между галереей и платформой было больше сорока ярдов, Книжник прекрасно слышал хрусткий звук, с которым тело рухнуло на бетон. Крик прервался.

Тим почувствовал, что не может дышать, словно это он ударился о камень спиной и воздух вылетел из него.

Он слышал вопли тинов, которые сыпались вниз по разрушенным лестницам, повторяя «Кошка! Кошка!», а Белка уже волокла его прочь, в сторону их убежища. Оно было совсем рядом.

Беглецы проскользнули вовнутрь и закрыли дверь.

Рука Ханны легла Тиму на плечо, но он оттолкнул ее.

– Зачем! – прошептал Книжник горячо. – Зачем ты ее убила! Неужели нельзя было иначе? Ну?

Вспыхнул фитиль и слабый огонек светильника разогнал темноту.

Он увидел Белку, стоящую перед ним – глаза ее были черны, рот кривился.

– Что я должна была делать? – каркнула она хрипло и облизнула пересохшие губы. – Что? Она видела нас, Тим!

– Ты могла ее оглушить! Мы могли увести ее с собой!

– Ты дурак, Книжник, – сказала Белка устало.

Темное пламя недавно плясавшее в ее зрачках, внезапно угасло и в них не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. И без того худое лицо Ханны осунулось еще больше, подбородок заострился, на скулах легли густые тени и она стала похожа на мертвеца, а не на живого человека.

– Мы или она, – голос ее звучал ровно, без эмоций. – Никаких других вариантов. Никаких. Понимаешь?

Книжник замолчал и закрыл глаза, усмиряя кипящий в нем гнев. Или собираясь с духом.

– Кто ты? – тихо спросил он. – Кто ты такая, Ханна? Как ты так можешь… решать? Кому жить… Кому умереть! Кто дал тебе право решать?

Он чеканил слова, не повышая голоса.

– Ты же чудовище, Ханна! Ты – тот же Беспощадный, просто в теле чела! Ты несешь смерть всему, к чему прикасаешься!

Друг смотрел на него, сидя у Белки на плече и наклонял голову то в одну, то в другую сторону. Он, конечно, не понимал ни слова, но прекрасно улавливал интонацию.

– Для того, чтобы дать нам с тобой жизнь, надо принести кому-то смерть… Так устроено. Жизнь, Тим, это не книги, не буквы на бумаге – это выбор, – сказала Ханна чужим голосом. – Быть рабом или не быть. Любить или не любить. Убить или быть убитым. Она или мы. Я выбрала нас – можешь ненавидеть меня за это. И сделала этот выбор за тебя. Прости, но больше мне извиняться не за что.

Книжник спрятал лицо в ладони и заплакал, и слезы его были горячими, как уголья.

Ханна прошла мимо него, словно мимо пустого места, и принялась рыться в лежащем в углу рюкзаке. Когда она распрямилась, в руках у нее были брикеты взрывчатки и детонаторы. Друг все так же сидел у нее на плече и укоризненно смотрел на Тима.

– Возьми себя в руки, Книжник, – сказала Белка. – До утра мы должны исчезнуть отсюда, и я собираюсь заняться этой проблемой. А ты, как вдоволь поплачешь над тем, что остался жив, собери вещи и жди моего возвращения. Времени у нас будет в обрез…

Айша привыкла решать проблемы быстро.

И вовсе не потому, что у нее не было времени подумать. Решения приходили к ней сами по себе и они, в основном, оказывались верными. Возможно, потому, что она была от природы умнее, чем ее окружение, а, возможно, потому, что у жрицы была воистину звериная интуиция. И там, где ум и опыт были бессильны, Айше помогало чутье.

Жрице было очень неуютно в стенах Стейшена. Даже неуютнее, чем в гостях у Косолапого, что само по себе вызывало вопросы – «гостеприимство» вождя Тауна давно стало легендой, а развешанные вниз головой трупы тех, кто это гостеприимство испытал на себе, служили кормом для ворон и пищей для слухов.