Ян Валетов - Лучший возраст для смерти

– Родятся следующие, – резонно заметил Штефан. – Теперь у нас есть время. Куда спешить? Они ведь убьют тебя, Тим. Убьют за то, что у тебя есть лекарство, а у них нет. Или еще за что-нибудь… Например, за то, что ты умеешь читать. За то, что слишком умный.

– И что изменится к весне? – спросил Тим.

– Ничего, – ответил Хранитель, подумав.

– Ну да… – кивнул Книжник. – Ничего. Просто сейчас у меня есть шанс спасти тех, кто должен умереть этой зимой. Небольшой, но есть. А вдруг среди них будет еще один Штефан? Или еще одна Ханна?

– Или еще один Книжник, – добавил Хранитель.

– Или Книжник, – согласился Тим. – Как писали в старых книгах: «Игра стоит свеч!».

– Ты читал слишком много книг, Книжник.

Тим улыбнулся.

– Представляешь, сколько книг я смогу прочесть детям, которым никто и никогда не читал сказок?

– Ты мечтатель…

– Нет, – сказал Тим. – Просто за мной должок.

Они снова помолчали, понимая друг друга без слов. Такое бывает между людьми, правда, редко.

Это могло бы стать началом большой дружбы, но у судьбы были свои соображения на этот счет.

Штефан достал из ящика небольшой металлический сосуд с крышкой на резьбе и положил его на стол перед Книжником.

– Я подумал, что ты захочешь взять ее с собой.

Книжник посмотрел на металлический пенал, и Штефан увидел, как под белой щетиной на его щеках сыграли желваки.

– Спасибо, – выговорил он слегка севшим голосом и откашлялся. – У меня другая идея. Пойдем.

Они вместе прошли освещенным коридором и остановились в знакомой Книжнику комнате, перед фотографией в потемневшей от времени латунной рамке.

– Он ждал дольше, – сказал Книжник и поставил металлическую урну рядом с первой. – В конце концов, все должны вернуться домой. Особенно те, кто обещал вернуться…

Обычно фолкен не охотился над этими землями. Здесь не росла трава и трудно было высмотреть на красной пыльной земле не то что жирного рэббита, но даже мауса средних размеров. Но сегодня птица уловила движение на пределе возможности своего зрения, и отклонилась от обычного маршрута.

Это было ошибкой, но фолкен не сразу сообразил, что видит не добычу, а небольшую тележку, достаточно шустро катящуюся по двум железным полосам, пересекающим пустыню. Сверху фолкен видел всю картину, охватывая бесплодные пыльные поля до самого горизонта. Он видел тележку и пару двуногих существ на ней, качающих рычаг вперед-назад. Он видел странную конструкцию – мост, переброшенный через каньон, где далеко внизу бежала отравленная вода. Он видел железные полосы, которые, пройдя через мост, уходили на запад, в холодные западные земли, откуда летели белые мухи и дули ледяные, безжалостные ветра.

И еще он видел двуногого, который брел за тележкой с упорством преследующего добычу вольфодога. Близился полдень и над пустыней вовсю светило обжигающее солнце, но двуногий был одет в странный костюм, закрывающий все тело и голову. Птица сделала несколько кругов над идущим, издала протяжный крик, двуногий поднял лицо к небу и лучи отразились в двух круглых стеклах, заменяющим ему глаза.

Двуногий остановился. Он тяжело дышал, пот заливал ему глаза, он долго колебался перед тем, как снять с головы маску, но все-таки снял.

Бегун – а это был он – вытер лицо грязной тряпкой и сделал несколько жадных глотков из пластиковой бутылки с мутноватой горячей водой. Правая сторона его лица была посечена осколками, глаз оплыл и едва открывался под нависшей бровью. Но даже этот заплывший глаз горел пугающей неукротимой ненавистью.

Бегун перевел дыхание, забросил автомат на плечо и снова натянул на голову старый армейский противогаз.

– Сдохни первым, Книжник, – выплюнул он в вонючую гофрированную трубку. – Сдохни первым!

Он с трудом сделал шаг, потом второй, третий и пошатываясь побрел вдоль Рейлы, на запад, к мосту.

Ханна вспоминает монолог Гамлета из одноименной шекспировской трагедии.