Юрий Бурносов - Ликвидатор

Эмоции до сих пор бурлили внутри. И даже когда мы уже легли на кровати и смежили веки, каждая клетка моего измотанного организма продолжала вопить:

«Это была лучшая ночь за последние несколько лет!»

Стук тяжелых шагов гулким эхом разносился по широкому коридору с высоким арочным потолком. Мужчина лет пятидесяти в темно-синем костюме-«тройке» и сером галстуке уверенно шел к двустворчатой двери. Он походил бы на обычного банкира, если бы не шрам на лбу и пронзительный взгляд темных глаз, который ясно давал понять, что перед тобой не рядовой финансист, а самый настоящий лидер.

Это был Эдвард Уоррен, единственный и неповторимый, подаривший миру спасение в лице армии Синдиката.

Ну, по крайней мере, так думал он сам.

Как обычно, его левая рука скрывалась в кармане пиджака, в то время как правая скользила по сенсорному экрану телефона.

Сообщения от многочисленных корреспондентов, партнеров, бывших партнеров, юристов и пиарщиков…

«Черт. Сколько же вас…»

Створки разъехались перед Эдвардом, и в лицо ударил леденящий душу арктический ветер — новейшая сплит-система ввиду изнуряющей летней жары работала на полную катушку. У бедняжки Глории, секретарши мистера Уоррена, зуб на зуб не попадал, но хозяин кабинета плевать хотел на самочувствие подчиненной — могла бы пиджак надеть, а не в полупрозрачной блузке ходить.

— Мистер Уоррен! — сверкая улыбкой, воскликнула Глория. — Вы так быстро вернулись!

— Да, — бросил Эдвард, шагая мимо стола помощницы. — Благо Салли лучше других в этом городе знает, как ездить по запруженным улицам Нью-Йорка и при этом везде успевать.

— Пока вас не было, звонили с шестого канала, — сообщила Глория, сверившись с электронным журналом. — Предложили заглянуть на шоу…

— Нет, — оборвал ее Эдвард. Он стоял на пороге своего кабинета, щурясь от солнечного света, проникающего внутрь через огромное, на всю стену, окно. — Почему ты не опустила жалюзи, Глория?

— Но что сказать шестому…

— Скажи, что я занят.

— Но вы даже не знаете, когда они хотят…

— А мне и не нужно знать подробностей, Глория. — Уоррен одарил секретаршу раздраженным взглядом через плечо. — Откажи им вне зависимости от того, когда, где и с кем они собираются снимать свое шоу. Я не собираюсь тратить время на этих бездельников.

— Но…

— Глория, ты, наверное, думаешь, что в обязанности секретаря входит предостережение работодателя от поступков, способных негативно повлиять на его медийный облик? — процедил Эдвард, наконец-то соизволив повернуться к бледной девушке лицом. — Но на самом деле ты должна всего лишь делать мне кофе, сообщать о входящих звонках, следить за моим расписанием и опускать жалюзи, когда я требую это сделать.

Он ни разу не повысил голос, но человек, хоть немного знакомый с Уорреном, понял бы, что Стальной Эдвард в бешенстве. По его биографии вполне могли снять художественный фильм, потенциально способный завоевать с десяток наград. В его жизни были взлеты и падения, были моменты счастья и горя, был карьерный рост, семья и заключение, где он получил свой шрам и лишился жены и детей…

И вот теперь, после всего пережитого, разве должен он прислушиваться к мнению размалеванной куклы, для которой сама возможность находиться рядом с таким невероятным человеком, как Эдвард, уже подарок судьбы?

Втянув голову в плечи, Глория пискнула:

— Да, сэр!

И мышкой шмыгнула в кабинет хозяйки. Уоррен с едва уловимой презрительной улыбкой смотрел, как секретарша споро опускает жалюзи и кабинет погружается в полумрак. Однажды кто-то из гостей Эдварда поинтересовался, зачем ему такое громадное окно, если он предпочитает сидеть в темноте, на что лидер Синдиката сказал, что все ради дождя, — созерцание ливня, мол, помогает ему думать.

Но не яркий солнечный свет. О, нет. Когда он находился в заключении, редкое зрелище безоблачного неба воспринималось Эдвардом, как насмешка, ведь в те ужасные мгновения он думал, что никогда больше не окажется на свободе и вот-вот умрет во мраке пыточной камеры…

Позже старый друг все-таки нашел возможность вырвать его из лап партии «Справедливость», но, сполна узнав об истинной, жестокой природе нашего мира, Эдвард больше не мог радоваться солнцу и чистому небу. А вот дождь… Дождь был мелодией его души.

— Так хорошо, мистер Уоррен? — пролепетала Глория.

— Идеально. — Эдвард прошел к столу и с облегчением опустился в кресло. — Принеси кофе.

— Больше ничего?

«Нет, она совершенно точно решила довести меня до белого каления!..»

— Если задашь еще один глупый или неуместный вопрос, я тебя уволю. — Хозяин буквально испепелил не в меру болтливую секретаршу презрительным взглядом. — Поняла?

— Да, сэр.

— Проваливай. И без кофе не возвращайся.

Едва помощница ушла, Уоррен вытянул ноги и шумно выдохнул, впервые за день полностью расслабившись.

Вернулась Глория, принесла кофе. Эдвард сделал глоток и решил, что не станет добивать бедную девочку. Она и без того, судя по всему, успела всплакнуть в туалете, смыть черные дорожки туши с милых щечек и даже заново подкрасить ресницы. Фраза «Ты уволена» ее просто добьет.

«А мы ведь должны поддерживать трудолюбивых людей, готовых умирать на работе, разве нет?»

— Свободна, — бросила Уоррен.

Глория улыбнулась самыми уголками рта — обрадовалась, что смогла угодить требовательному начальнику, — и спешно ретировалась, пока ее счастливая мордашка снова не вывела Эдварда из себя. Лидер Синдиката проводил помощницу насмешливым взглядом.

«Как мало иным людям нужно для счастья!..»

Он открыл рабочий ноутбук и вошел в почту. Ничего интересного… кроме одного письма.

Собственно, примечателен был уже сам отправитель — Авессалом Блэйд. Эдвард невольно скривился: с этим странным типом их связывала давняя дружба, которая, в принципе, и дружбой-то могла называться лишь с большой натяжкой. Скорее, они инстинктивно держались друг друга. Уоррен уважал Авессалома за острый ум, который одновременно восхищал и пугал. Иные ходы Авессалома просто поражали, вызывали зависть; каждый раз, узнав об очередном изящном решении, Эдвард думал, что это, вероятно, лишь самая верхушка айсберга, что ему никогда не удастся до конца осмыслить гений Авессалома. Да что там — Эдвард до сих пор не знал, почему Авессалом с ним общается, ведь людей он не жаловал. Однако факт оставался фактом: если бы не Авессалом, Эдвард, вероятно, скончался бы в плену у палачей «Справедливости».

И уж к чему мистер Уоррен успел привыкнуть, так это к тому, что Блэйд никогда не пишет ей по пустяковым поводам. А это значит, что в нынешнем письме содержится нечто действительно важное.