Александр Нетылев - Зеркало Души [СИ]

Хотя это имя было довольно известным, Рю не знал его. Его знания о внешнем мире были… довольно-таки ограничены. В общем-то, хоть он и грезил о высоком предназначении, его мир ограничивался небольшим сообществом. До недавнего времени…

Вспоминать большее отчаянно не хотелось. Последним, что он помнил, был взрыв. Взрыв 'Ямато-21' — Боевой Человекоподобной Единицы, прикрывающей поле боя, управляемой Одариги Ёсикава — его отцом. Когда Интерсигма внезапно вывела на поле боя свою превосходную БЧЕ, 'Ямато-21' вместе с пилотом отправились в последнее путешествие на небеса в странном свете взрыва, не свойственного ни взрывчатке, ни топливу. Что-то разорвало машину изнутри по воле пилота. Рю плохо разбирался в технике, но догадывался, что БЧЕ обладала каким-то модулем самоуничтожения. 'Ямато' не мог им не обладать. Последние слова в мини-гарнитуре звучали как 'Банзай! Япония!'. И он даже знал, кому они адресовывались. Это был завуалированный приказ отступить и скрыться для него. Пусть лидер 'Воинов Аматерасу' никогда бы в этом не признался, но он кричал эти слова не для своих солдат, а для Рю. Надежда. Что ты не смог, но кто-то сможет позже. Единственным, что двигало организацию вперёд всё это время, была надежда на Новую Японию, и Рю был живым доказательством того, что она не бесплотна. Нашу Новую Японию, а не их! Их Япония была полна сигма-преступлений и бессмысленных попыток получить власть, которая не должна быть доступна человеку. Власть над небесными ками. Как будто им мало было, что изгадить на земле, они решили подчинить самую тонкую ки, которую только знали, в то время, как людям Японии нужна была безопасность и надежда на будущее. Рю не знал, что за проект его отец имел в виду, но он не мог не верить, что это правда. Если люди превращают других людей в сигма-вещи ради удобства и силы, то не остановятся так просто на этом. Всё правительство так и подыгрывает этой идее 'сигма-прогресса', словно всех этих преступлений не существует. Рю не знал, что именно планировал сделать с этим его отец, но он слышал, как называется то, на что он собирался делать ставку, чтобы изолировать Японию от грязи… правда, для того нужно было захватить власть в Японии… 'Занавес Аматерасу'. Что бы это ни было, определённо это была величественная задумка. Но узнать подробности теперь уже никогда не удастся. Чёртово страшное слово 'Никогда'… 'Воины Аматерасу' были разбиты. Если кто-нибудь чудом и уцелел, то теперь всё потеряно для него. Мать и отец погибли, оставив организацию без лидеров, а её символ — Рю-но-ками — находился в плену, из которого, казалось, не было выхода.

Таковы были мысли странного юноши с зелёными волосами и глазами, одетого в еще более странное белое кимоно, выпачканное старой кровью настолько, что на белое остались лишь намёки в виде пятен чистого цвета. Маски тенгу из театра Но и мечей с ним больше, естественно, не было. Налобную повязку тоже отобрали… а вот красноречивее всего о его 'подвешенном' статусе говорил тот факт, что он всё ещё был в той же одежде 'Воинов Аматерасу'. Вражеские начальники словно сомневались, какой именно статус ему придать, и просто 'заморозили' его дело. Губы Рю были разбиты, а лицо 'украшали' множественные ссадины. Кажется, это результат первичного общения с местными 'спецами', которые потом решили просто оставить 'фанатика', признать своё поражение. Рю точно не помнил что было, но кажется он так ничего и не сказал, кроме странной фразы об отсутствии намерения убивать 'Тайси'… впрочем, ему не о чем было говорить, он ведь был 'духом' организации, а не 'мозгом' или 'ушами'. Даже своего имени он так и не назвал.

Прошлое и будущее словно обрубили ударами меча. А в настоящем осталось только имя — Нарьяна. Человек, рискнувший влезть в политику по его поводу? Зачем? Как? Для чего? Всего этого Рю не знал. Но не обольщался на сей счёт. Если это не союзник отца, а у отца просто не могло быть такого могущественного союзника, то значит, самому Рю скорее всего готовят участь 'подарка' в виде жеста доброй воли кому-то из союзников нынешних его врагов. Кажется, единственное, почему он ещё вообще жив, это журналисты, сумевшие подключить, не пойми как, прямой эфир, несмотря на то, что штурм производился в известной сигма-лаборатории, где предусматривалась какая-никакая, но изоляция сигнала. В одном Рю был уверен точно: теперь просто смертью уже не отделаться. Ведь он сражался с БЧЕ Интерсигмы. Точнее, он уклонялся от атак проклятого робота целых двадцать секунд, пока кулак, наконец, не сбил его, как ласточку на лету. Не в том Рю был психологическом состоянии, чтобы уйти от всех атак… Но они видели, а значит, не простят этой силы и убьют, обязательно. Или ещё хуже — сделают вещью на службе у правительственных кукловодов сигма-движения.

— Чёртова девчонка! — услышал он чей-то резкий грубый голос, говорящий отрывистыми фразами, — Она думает, что может так просто влезть и забрать его? Куда только министр смотрит?

— На сиськи, Йоши, на сиськи, — говорил второй голос. Голоса приближались.

— Наверное, она слишком хорошо ему даёт, если у него мозг отказал.

Они остановились у его камеры. Двое. Мужчина в штатском и майор.

— Жить хочешь? — спросил тот, что в штатском. Это, оказывается, ему принадлежал этот резкий голос.

— Не знаю, — тихо и честно ответил Рю, не поворачивая головы. А в самом деле? Если бы не хотел, разве всё ещё был бы жив? Или это самообман из слабости и неспособности признать своё полное поражение? Самурай должен умереть, если проиграл бой — таков закон войны. Но Рю мечтал всю жизнь не об этом, хотя и носил с собой два меча. Если некому больше жить и питать надежду, должна ли хотеть жить надежда? Аматерасу не может оставить его умереть здесь. Хотя бы не здесь, солнечная ками не могла бы смириться с такой судьбой своего потомка. Внезапный прорыв плотины мыслей заставил Рю судорожно вдохнуть — оказывается, он не дышал, пока обдумывал всё это с разных сторон.

— Давай, поднимай задницу и протягивай руки сквозь решётку, — посоветовал майор, звякнув наручниками, после чего остановился и выжидающе поглядел на собеседника, — Если, конечно, жить тебе хочется больше, чем гореть на электрическом стуле.

— Не просто жить, а жить на свободе, — добавил мужчина в штатском.

Юноша счел за благо подчиниться. Всю дорогу до небольшой закрытой комнаты с зеркалом, столом и двумя стульями с ним никто не заговаривал.

— Значит так, пацан, — сказал майор, когда дверь за ними закрылась, — Ты мне не нравишься. Я тебе тоже не симпатичен. Но я — деловой человек. Надеюсь, ты тоже. У меня есть, что дать тебе. Но и у тебя, есть, что дать мне. Я не буду просить тебя сдать подельников. Твой кодекс чести я вообще не трону.