Гарик Шима - Хроники симбионта. Новая жизнь

- В годы учебы, историей земли увлекался, а так как по корням я русский, то увлекся и историей родины своих предков, их бытом, их культурой, песнями. Заодно увлекся игрой на гитаре, инструмент есть такой - древний, научился играть и попробовал петь - вполне получилось...

Харун стоял, вытаращив на меня глаза и молчал, мне даже не по себе как то стало.

- Я изучаю вашу историю. Последние несколько тысяч лет, люди почти утратили дар голоса, это как-то связано с изменившимися условиями и средой обитания, потеряв свою родную планету, вы перебирались на другие освоенные, но так нигде и не нашли идеально схожих с землей, по гравитации в частности…

- Ну да, есть такое дело…. И?

- И люди с редким голосом стали рождаться реже, нет, петь вы не разучились, но вот редкие, как вы говорите от Бога, стали совсем редкими, а мод пастух, как раз может работать только с таким голосом. Проверь, пожалуйста, когда он активировался?

- В смысле?

- Время активации проверь, в архиве мода есть такая функция...

Я залез в функционал и проверил. Действительно, такая функция была, и оказалось, что модификант активировался совсем недавно, по времени это совпало со встречей с лотосами.

- Когда в засаду угодили, тогда и открылся, - я сообщил ожидавшему от меня информации, дотошному другу.

- Ясно теперь, - уже спокойно и с полным пониманием произнес харун.

- Что ясно? Мне, например, ничего не ясно, - возмутился я, глядя на эту бестию с партизанскими наклонностями.

- Да то и ясно! Слышал бы ты себя... Как орал и заливался матами, когда драпал от прожорливых цветочков, - расхохотался Скиф. Хлопая меня по плечам, и тряся, что есть силы. При этом он, еще и улыбался, как дурак, поблескивая озорными глазами. – Ты вопил на все лады, а система тебя прочитала и под новые показатели ввела изменения в функциях, я хочу послушать Киф, как ты поешь! Выберемся к оазису, там продемонстрируешь, слышишь, как воют гончие?

- Давно слышу. Их лотосы жрут, мне кажется, вон, как плеваться зачастили...

- Зачастили это верно, но не факт, что жрут, гончим с их скоростью ничего не стоит пробежать по открывающейся воронке, ни разу не угодив в нее.

- Это что значит, опять гончих потрошить придется, колонию мы почти миновали, смерчи позади остались...

- Умный, умный, а дурак ты все же, Киф! - Скиф даже замедлил шаг, говоря мне очередную язву.

- Сам дурак! - я обиделся на него, притворно конечно и добавил:

– Догадался уже, петь собачкам будем...

***

Петь действительно пришлось, когда мы добрались до долгожданного оазиса. Не сказать, что я был поражен увиденным, но сменившийся вид бесконечных песков на вид территории покрытой травкой, небольшими кустарниками и редкими деревьями, меня умилил сильно, прибавляя тем самым, настроения и бодрости.

Хоть мы и подошли к конечному пункту своего путешествия в темноте, и оазис был освещен только луной; воду мы нашли быстро. И разогнав от небольшого пруда или лучше сказать большого родника, всю мелкую живность, мы упали на берег и просто напросто, утопили свои лица в освежающей прохладе чистого источника, наслаждаясь ей и утоляя жажду.

- Пей медленно, - посоветовал я харуну. – Маленькими глотками пей, не торопись, вода от нас не убежит.

- Угу, - нехотя согласился он, набирая очередную ладошку холодной и сказочно вкусной воды со счастливой физиономией.

Напившись, мы разделись и ополоснулись, после чего, почти умиротворенные уселись на мягкую, темно-зеленую в свете луны траву, около спасительного родника.

- Костерок бы еще, - я задумчиво проговорил, глядя на отсветы желтого спутника в воде.

- Так не проблема, соберем сушняка немного, на маленький костер хватит, ты, кстати, почему ночное зрение не активируешь, всю дорогу смотрю на тебя и смеюсь!

- Смеешься!? Да я и не знал, что такое умение есть... Ты же, не говорил мне об этом! - протянул руку и дал Скифу подзатыльник, тот возмущенно зашипел, а я продолжил:

– Это за то, что смеешься, я ведь нуб и всего интерфейса не знаю, а над нами грешно смеяться! Понял?

- Ладно-ладно, - согласился мой друг, капитулируя. – Признаю, что не прав, но смотреть на тебя, все равно было весело... - не удержался он от подначки, а я зло осклабился и потянул руку собираясь дать ему второй подзатыльник. Скиф от меня увернулся и торопливо продолжил:

- Все, молчу - молчу, успокойся!

Ночное зрение, которое я поспешил отыскать в функционале, оказалось полезным даже сейчас, когда мы добрались до конечной точки. Пользуясь им, мы пробежавшись вокруг родника, быстро насобирали различного хвороста для костра и вернулись. Разжигать я доверил Скифу, тот не возражал и достав из-за пояса огниво, принялся за дело, оказывается у него оно было, говорю же, партизанщина доморощенная, а не друг, харун его за ногу...

Огонь, потрескивая, разгорелся, моментально стало тепло и уютно, захотелось просто посидеть и посмотреть на него. На огонь вообще можно смотреть бесконечно, как и еще, на пару вещей в этом мире, да и в других мирах, наверняка так же, извечное, нигде не меняется, на то, оно и извечное.

Мы сидели и молчали, наслаждаясь мгновениями отдыха и радуясь тому, что дошли, что рядом вода, а под ногами не жгучий песок, а мягкая и манящая сном трава, покрывающая зеленой периной, этот маленький пятачок жизни, в океане вечных песков.

- Киф! - произнес мой друг. – Ты обещал...

- Я помню Скиф, - лукаво и как-то с любовью, ответил я своему другу и мысленно поймав себя на том, что я действительно полюбил и действительно стал считать харуна родным для себя, продолжил:

– Это старая песня, для нее не нужна музыка, в ней самой она есть, в самих словах…

- А про что она? - не удержался от вопроса харун.

- Про старого война, вернувшегося домой после долгой службы. Слушай... - и я негромко запел, постепенно повышая интонации и наполняя пространство, словами старинной песни:

- Отслужил солдат службу долгую,

- Отслужил солдат службу ратную,

- Двадцать лет служил и еще пять лет,

- Адмирал аншеф, ему отпуск дал,

- И пошел солдат во родимый край,

- И нашел солдат избу русскую...

Я закончил петь, харун молчал, а на его щеках, о боги, были слезы. Самые, что ни наесть, слезы. Он смотрел на огонь печальным взглядом, и мне показалось, что его электронный мозг, сейчас был где-то далеко, в своем таинственном мире и в мое сознание вновь закралась мысль, о том, что не может не живое создание, так вести себя, ну, не может и все тут.

Харун вдруг очнулся и вышел из состояния задумчивости, повернулся ко мне, взглянул как-то изучающе, а потом медленно отвернувшись, огляделся по сторонам и осторожно кивнув мне, тихо сказал:

- Оглянись...

Я оглянулся, и мое выражение лица в ужасе изменилось, я замер.

Вокруг костра в несильном отдалении от нас, молча, кто сидел, кто лежал, вытянув вперед свои лапы, неподвижно, замерзшими изваяниями, пришедшими из фильмов ужасов, расположились гончие. Их, было, не меньше, трех, десятков, жутко страхолюдных, но как я понял, благодарных зрителей, подкравшихся столь незаметно и столь близко, что казалось, стоит подняться и протянуть руку, чтобы коснуться их морд.