Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя (сборник)

Он задал компьютеру поиск и несколько ключевых слов для опознания: «Милф», «джип», «засада», «лейтенант», «сержант»… Конечно, если они будут переговариваться не по-английски, вся эта хитрость не будет стоить и двух копеек. Но ничего другого он тут все равно не мог придумать: только крутить баранку и прислушиваться. Подумав, он дополнил заданный режим еще одним: переговаривавшиеся машины следовало выводить на дисплей, показывать их места на плане города.

Прошло около минуты, пока машина справлялась с заданием; наконец из множества переговоров по радиотелефонам удалось выудить нужные, и тут же на экране стали, одна за другой, обозначаться полицейские машины.

Милов, бросая на изображение мгновенные взгляды, соображал. Четыре машины шли вдогонку — параллельно ему по магистральным улицам, этакий гребешок о четырех зубьях. Понимали, что Милов крутится где-то тут, в переулках, между магистралями, и если он не захочет вертеться так до сухого бака, ему придется хоть однажды изменить направление и при этом неизбежно пересечь магистраль. «Хорошо, что темно, — подумал Милов, — не то они подняли бы вертолет, и тогда деваться было бы совсем уж некуда. А так — еще посмотрим…»

Все новые точки вспыхивали на дисплее; эти не двигались, и загорались они все совсем рядом с большими перекрестками. Полицейские посты. «Глупо, — подумал Милов, — тратить силы друг на друга, в то время, как нам следовало бы работать вместе… Что поделаешь, обстановка не позволяла тратить время на то, чтобы втолковать им, где на самом деле собака зарыта. Да и это, как принято выражаться, не моя тайна. Скорее государственная. Вот и приходится изображать зайца — впрочем, англичанин скорее сказал бы «лису»… Это, значит, посты. А сам я где? Ага, вот я. Понятно. Кстати, а пометить меня они не догадались? Милов включил анализ. Нет, не догадались — им просто в голову не пришло, что в такой вот обстановке я решусь на побег; кроме всего прочего, такое действие, по их правилам, является уликой, косвенным доказательством причастности к убийствам. Конечно, в конце концов я оправдался бы, но конец концов не приходит сразу. А тут приходится спешить…»

Он глянул на часы. Ага: как раз время спутниковой видимости. Надо воспользоваться этим — доложить о том, как оборачиваются события. Неожиданным образом… Пока меня еще не травят по-зрячему.

Милов выдвинул антенну. Послал вызов. Время, пока шла синхронизация, шло, показалось ему, невыносимо медленно. Наконец, ответили:

— Будишь среди ночи…

— Виноват. Свежие новости.

— Давай, раз уж разбудил.

Милов доложил. Потом минуты две слушал то, что говорили на той стороне связи. Выслушав, кивнул, хотя там этого и не видели:

— Так и сделаю.

— Попытайся найти его обязательно. Теперь у него может уже быть информация.

— Все понял.

На этом связь закончилась. Можно поинтересоваться тем, что происходит куда ближе к нему, чем была Москва.

«Так. Ну, а там, впереди — кто еще вступил в переговоры? Ага, понятно: скорее всего, это засады. Одна, две, три… Пять. Богато живут… И, само собой, дело еще и в том, что престиж задет — никому неохота выглядеть дураком. Но ведь и мне тоже. Будь у меня время, я с ними поиграл бы в прятки, пока им не надоело бы. Но времени нет. Нужно успеть встретить Докинга, потому что только на него и можно полагаться: нет никого другого, кто смог бы все же вывести меня из-под удара, хотя бы объявив своим сотрудником. Если подумать, как следует, он мог попробовать сделать это, не выходя из полицейского управления, в крайнем случае связаться со своими, объяснить… Хотя суть, вероятно, в том, что и он сам тут не совсем официально, и, надо думать, не хочет прежде времени докладывать своим о той версии, что у него возникла. Пока ведь у меня самого одни лишь предположения, а у Докинга и того меньше. Но вот когда нам удастся напасть на что-то, действительно доказательное, тогда можно будет рассчитывать и на официальную поддержку и ему, и мне. Но для этого нам нужно объединиться, а это будет возможно только в случае, если мне удастся все-таки выскочить из этой переделки…»

Он пробирался, включив лишь габариты, по темному переулку. «Ну ладно, а это направление, в котором я сейчас перемещаюсь, — куда оно приведет? — Милов всмотрелся в экран. — Похоже, что никуда. Переулки эти, похоже, через километр-другой превратятся в тропы, да и те, судя по плану, быстро сойдут на нет, вольются в какое-то незастроенное пространство на краю города. Немалой величины пустырь. Интересно: именно в этом направлении нет ни постов, ни засад; словно бы меня подталкивали пробираться именно в те места, вероятно, зная, что там я засяду накрепко и оттуда больше уже не вылезу — до света, когда и в самом деле можно будет поднять в воздух полицейские вертолеты. В том, что такие здесь есть, Милов не сомневался. — Ну, хорошо. Но они ведь понимают, что если я пойму, куда меня хотят загнать, то сделаю все, чтобы этого не произошло. Постой, а как, с их точки зрения, ты можешь понять это? Да очень просто, — сам себе ответил Милов, — у них есть уже представление о возможностях этой машины, и пусть они даже не знают, что ты теперь уже видишь каждого из них на своем экране, но насчет прослушивания их разговоров они поняли уже давно. Кстати, может быть, именно поэтому они переговариваются по-английски: чтобы ты понял. Вероятнее всего, так дело и обстоит. И если даже они не знают, что у меня в компьютер заложен план города, то вполне могут предположить, что хоть обычный-то план, на бумаге или пластике, у тебя есть; более того, если ты, по их представлениям, должен был выполнять в городе какое-то задание, то уж план этот ты должен знать наизусть, и, значит, прекрасно понимать, куда именно тебя заталкивают.

Так, вернее всего, дело и обстоит. Примем это как данность. Ну, а в таком случае — что ты, по их мнению, должен предпринять, чтобы не попасть в разгаданную тобою ловушку? Ну-ка, попробуем представить себе ситуацию с их точки зрения…»

Милов задумался ненадолго, потом, сделав очередной поворот — в другой такой же глухой проезд между двумя высокими, бесконечными заборами — решительно тряхнул головой: «Они, естественно предполагают, что, разгадав их замысел, для того и предназначенный, чтобы оказаться разгаданным, ты решишь, как говорится, сыграть вразрез: как-нибудь развернешься и поедешь навстречу им, уповая на то, что они, мол, не ждут тебя возвращающимся и поэтому ты сможешь проскочить и вырваться на оперативный, так сказать, простор. И вот тут-то они тебя и засекут, и кинутся вдогон уже по-зрячему. Смотри, даже загонщики уже почти не движутся вперед, замирают около каждого перекрестка — ждут, что ты пересечешь их поле зрения в каком-то отдалении, но теперь этого расстояния тебе уже не хватит на то, чтобы оторваться. Потому что в той стороне, чем ближе к центру, тем больше пространства, а оно нужно прежде всего им — для организации настоящей погони. Да, скорее всего, именно таких действий они от меня и ждут. Следовательно, именно этого делать мне и не надо.