Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя (сборник)

Поступать противоположно тому, что предполагает противник — старая и верная истина, основа всякой тактики. Ну, а что же такого я могу измыслить в этом вот положении?

Похоже, оставалось лишь одно: упорно двигаться туда, где я, по их представлениям, должен по какой-то причине обязательно застрять. А попав туда — постараться не засесть и куда-то выбраться. Выскочить из города; от этого пустыря до окраины — всего ничего. Обогнуть город по дуге: уже сейчас на дисплее просматривается нечто, похожее на участок объездной дороги, предназначенной для транзитников, чтобы не перегружали городские магистрали. Значит, добраться и не задержаться там — вот и вся премудрость».

Придя к такому выводу, Милов увеличил скорость, насколько позволяла обстановка. Сворачивать больше не стал: ни к чему, ему никто не дышит в затылок. Минут через десять такой езды заборы оборвались. Сейчас должна начаться обещанная тропа…

Она и началась, но несколько неожиданным образом. Ощутимо тряхнуло, но вслед за этим трясти совершенно перестало: здесь оказалась вовсе не дикая тропа, а дорога с хорошим покрытием; насколько можно было отсюда, из кабины, разглядеть в худосочном свете подфарников это был не асфальт даже, а нормальный бетон. «Бетонка, ведущая к непроездному пустырю? Маловероятно. Ни никуда не денешься: остается только вперед и вперед».

Он проехал еще несколько минут и увидел перед собой огни. Множество широко раскинувшихся огней, покрывавших то пространство, которое на плане было обозначено, как пустырь. Огни располагались ровными, пересекавшимися линиями. Милов затормозил: надо было оглядеться и поразмыслить прежде, чем переться неизвестно куда. Он подождал несколько секунд; компьютер показывал, что позади чисто, никакого преследования. А впереди? Тоже никого вроде бы. Милов, решившись, вылез из джипа, предварительно достав из сумки ноктовизор, непременный спутник на прогулках. Надел его, надвинул на глаза. И стал вглядываться туда, где светили огни.

Не сразу, но через полминуты он начал уже понимать. Все более ясной становилась картина. Темные, холодные нити, наподобие нотного стана на листке бумаги пересекавшие по горизонтали видимое пространство, по-видимому, ограждение. Колючая проволока на холодных бетонных столбах, и на каждом из них — фонарь. Дорога (она была прохладнее, чем окружающая, поросшая травой земля, и виделась поэтому достаточно ясно) убегала вперед, к воротам, около которых теплела будка, вернее даже домик, и в нем светилось окошко. «Проходная? Предположим. Что дальше? Дальше дорога продолжается и за воротами. И переходит в улицу между рядами приземистых, теплых строений. Да, очень сильно отдающих тепЛо. Вполне можно предположить, что это металлические бараки, в которых спят люди. От них и тепло, значит в каждом бараке их много. Что еще? Эту, основную дорогу пересекают другие, точно с таким же покрытием. Они ведут к группе других строений, похожих на первые, но холодных. Значит, в них людей нет. Но для чего-то они построены. Склады? Или помещения для техники? Гаражи».

Милов понял это почти сразу, потому что возле этих, дальних строений стал улавливать какое-то движение теплых фигурок. Засуетились люди. В ночной тишине раз-другой до слуха Милова донеслись звуки голосов; судя по интонации и громкости, то были команды. Потом в эту перекличку вторглись другие ноты, низкие, наподобие рычания. «Никакого сомнения: заводят моторы. Сейчас из гаражей должны появиться машины. Какая-то группа людей собирается на выезд. Что же это за люди? — Сам себе Милов тут же дал единственно возможный ответ: — Это солдаты. На месте, которое когда-то, возможно, и было заброшенным пустырем, сейчас располагалась воинская часть. Мотопехота, или что-то в этом роде. Совершенно естественно: не может же не быть в столице войск, и притом хорошо снаряженных, отборных. И для парадов, и, разумеется, не только для них. Судя по размеру военного городка, здесь может быть чуть ли не дивизия, если подходить с нашими мерками, хотя у них это может быть и всего лишь бригада; разницы, впрочем, никакой.

Собираются выезжать. Очень интересно. Учения? Поднять ночью по тревоге? Или у них не учебное, а какое-то иное задание? — И вдруг его как стукнуло по затылку: — Да это ведь они едут тебя ловить! Вот зачем тебе позволили беспрепятственно укатить сюда: пока ты петлял по переулкам, полиция связалась с воинским начальством, попросила о содействии — дело обычное — и получила согласие. Ты ехал, а приказ проходил по инстанциям и вот только что дошел, наконец, до исполнителей. Несколько минут — и из ворот станет вытягиваться колонна, прямо на тебя…»

И действительно, пока Милов обдумывал это, из гаражей стали выдвигаться машины. Их легко было опознать по все более ярко светившимся моторным отсекам. «Эти три, похоже — грузовики. Столько же приземистых БМП. Интересно, чьего производства. И шесть… нет, вот еще… девять джипов. На джипах, вернее всего — военная жандармерия; естественно, такие операции, как та, что предстоит им, как раз и находятся в ее ведении. А грузовики с солдатами — скорее всего так, для тренировки. Или, может быть, полицейские, чтобы получить поддержку, несколько преувеличили сложность и опасность операции, а может быть, и на самом деле вообразили, что у меня в городе есть какая-то поддержка, и именно за нею я и направился в эти глухие места. Им же невдомек, что я просто воспользовался первым же поворотом…

Ладно. Сейчас — через минуту-другую — они двинутся. Вот сюда. Что же, надо быть, по крайней мере, вежливым и освободить дорогу… И сделать это немедля — пока тебя еще не заметил дневальный у ворот».

Милов вскочил в машину. Развернуться на бетоне было делом пустяковым. Медленно, стараясь не шуметь, поехал назад. Там, в расположении, колонна уже выстроилась, через считанные секунды тронется. Милов прислушался. Того, чего опасался — собачьего лая — не услышал. Ну, понятно, это же войска, к чему им собаки? Милов добрался до начала бетонки, где забор, вдоль которого он ехал сюда, круто изламывался, уходил направо, слегка снижаясь. По обе стороны от дороги местность плавно скатывалась вниз, похоже, дорога шла по искусственной насыпи. Милов остановился. Вылез. Прикинул на глаз крутизну: «Ничего, терпимо. И дерн тоже достаточно прочный. А там, ниже? Ниже почва не очень: чего доброго, забуксуешь, и тогда конец, возьмут. Или, самое малое, придется бросить машину, но этого очень не хочется, с джипом я куда сильнее. Да, план рискованный, чтобы не сказать больше. Но другой выход и вовсе никуда не годится: удирать от солдат, пока не угодишь в распростертые объятия полиции…»

Колонна там, в городке, уже тронулась. Надо было поторапливаться. Милов сел за руль, окончательно решившись. Круто вывернул руль, дал задний ход. Плавно съехал с дороги — вплотную к забору, вниз. Огни выключил. Мотор заглушил. Из сумки вытащил пистолет, навинтил глушитель. Прошел шагов тридцать вдоль насыпи, потом осторожно поднялся по ней и залег, так что над обочиной виднелась лишь макушка, если смотреть в прибор ночного видения. Но войска наверняка ориентированы на машину, которая будет двигаться навстречу. На первом же перекрестке колонна, надо полагать, разделится на три подразделения и таким образом перекроет все три проезда, что ведут в этом направлении. То есть прочесывание будет с двух сторон, потому что и полицейские машины, весьма возможно, получив сигнал о выступлении, двинутся навстречу: никому не хочется уступать другому честь поимки беглого преступника.