Всеволод Алферов - Царь без царства

Скорей, пока рана свежа и сила течет, как из проколотых мехов!

Самер выплевывал заклятия, густо замешанные на крови и отмирании. Чернота поглотила их без следа. Липкая влага струилась по спине, и маг перестал управлять собой: он свирепел и получал наслаждение от ярости. В непроглядном омуте он слепил не то клинок, не то дубину – и обрушил на противника.

Из той схватки маг немного запомнил. Разве только… сквозь черноту – короткие вспышки там, где его орудие описывало дуги, круша склоны, деревья и врагов. Щиты и тела с отвратительным звуком сминались, давились – как переспелые фрукты. Раз за разом он рубил и замахивался, замахивался и бил, даже когда пульсирующие сгустки погасли – снова, и снова, и снова…

Очнулся маг от крика. Душераздирающего вопля, такого громкого, что прорвался сквозь черноту.

Надж!

Клочья кровавой магии змеились, застилали глаза, но он уже кое-как различал предметы. Оборачиваясь, Самер боялся увидеть почерневшую иссушенную плоть: целую руку, а то и полтела. О милостивый Джахат!.. Юноша и впрямь съежился, баюкая левую ладонь на груди, но маг никогда не испытывал такого облегчения. Всего два пальца. Безымянный и мизинец.

Язык плохо слушался, а слова не проталкивались сквозь горло. В конце концов, владыка первый заговорил.

– Все… уже все? – только и спросил он.

– Да, все кончено.

Маг обернулся. Слабость накатывала волнами. От вида перепаханной и изрытой рвами земли его замутило еще больше. Не в силах удерживать их в воздухе, он позволил колдовскому кокону плюхнуться в грязь.

– Прости, – выдавил он.

– Чего ты? А?.. Ну что ты несешь! – Самер ничего не нес, ему вообще было трудно говорить, но владыка горячо заверил: – Я мог потерять пальцы в бою! Лучше так, чем погибнуть, разве нет?

Он храбрился, хотя еще прижимал к груди руку, а губы у юноши побелели. Самер не ответил. Владыке незачем знать, что он стоял на пороге и спас его только крик.

– Это были Искалеченные?

– Да. Это шахва.

– Старик мне о них рассказывал. Я думал, отец приказал всех уничтожить.

– Я тоже так думал.

Верховный разглядел наполовину утопленную в грязь маску и жестом позвал ее к себе. Маг старался не смотреть, что под ней обнажилось, он сразу отвернулся, но на железе остались потеки крови, слизи и клочья волос. Подавив отвращение, Самер взял ее из воздуха.

Клеймо северного войска. Еще два клейма: настолько стертых, что не разберешь, кто и когда их ставил. Аби-Гаватта, утверждала вязь последнего. Но это ничего не говорило магу! Старый и знатный род, владения в окрестностях столицы… Зачем им перекупать Искалеченных? Через четвертые руки. Как удалось скрыть от Круга?

– Мы идем? – спросил юноша, и маг нехотя кивнул.

– Да. Мы идем.

Самер вздохнул спокойнее, когда место схватки осталось позади. Чем дальше от развороченного оврага, тем больше оживал лес. Ему, напоенному птичьим пением, запахами и шумом ветвей, не было дела до людских раздоров. В распадках шею припекало солнце.

Первым они нашли Нженгу. Верткий и ловкий, как обезьяна… капитан использовал его для слежки и вынюхивания. Он лежал со вспоротым животом, зажимая рану холодными пальцами. Верховный не знал островных молитв, он просто стоял над телом, твердя имена богов, – уж какой-нибудь примет к себе чужеземца.

Потом отыскался Квамбай: чернокожий верзила с застенчивой улыбкой. Кулаки у него были с чугунную чушку, только на месте одного остался обрубок, и на губах у воина застыла кровь.

На середине их траурного шествия Ианад спросил:

– Где тела нападавших? Смотри, просто побоище. Солдаты, гончие… где они?

– Не было никаких солдат, – услышал собственный голос маг. – И гончих тоже не было. Вы сражались с призраками. Фантомами из чар, воды и ваших страхов.

Запах гари и вонь паленого мяса возвестили о близости каравана задолго до того, как меж ветвей показался тракт.

В царской повозке не осталось ничего от деревянного дворца на колесах. То, что с утра было лакированным резным куполом, провалилось внутрь. Колеса раскатились, и кибитка осела под своей тяжестью. Самер направился прямиком к ней.

– Ты спрашивал, как я спасся, – тихо проговорил юноша. – Ндафа велел мне убираться, а сам надел царские одежды, платок и маску. Никто ведь не знает, как выглядит царь. Под ней… без нее… уж точно не чужие солдаты.

Да, маг уже и сам догадался. Там, в овраге, он не слушал, не слышал Искалеченных, и потому не сразу понял. Но теперь он знал, что найдет. Советники могли получить весть раньше него только Зовом. Значит, шахва видели тело. И знали, что человек в маске мертв.

– Он сказал, что присоединится к нам в лесу…

Конечно, он так сказал, малолетний ты ублюдок! А что он еще мог сказать? Силы покинули Самера. Он едва отрывал от земли ноги: больше волочился, чем шел. Кровь на спине подсохла и стягивала кожу.

От Ндафы осталось совсем немного. Лишь кости. Обгорелая труха. Присыпанное сажей золото стекло с оскаленного лица… нет, не лица: в нем не осталось ничего человеческого, и застыло в пыли под затылком грязно-желтыми пятнами. Сапоги мага подняли облачка золы.

Должно быть, он обезумел. Мысли крошились, как сухая листва. Он не знал, что ему делать и зачем. Во всем мире не осталось ничего, кроме обгорелой трухи и грязно-желтых потеков.

Ндафа… старый ты верный пес. Второй отец, а временами был ближе первого.

Его не стало. И ничего не осталось, ничего! – даже чтобы прижать холодеющее тело к груди.

Самер не знал, куда подевался владыка. Очень, очень долго он сидел посреди пожарища, ничего не говоря и ни о чем не думая. Лишь позже, когда свет дня начал угасать, а тени налились синевой, по щекам мага покатились слезы.

Дождевые леса к югу от Ишираса, старый храм, 1-е месяца Мисор, полдень

Они шли, схен за схеном, на восток, вдоль одной из сотен узких речек, что питают Иширас. В небе громоздились тучи, и Зено горбилась под моросящим дождем. Теплый и влажный воздух скапливался в предгорьях, куда его гонят ветра с равнин, но никаким ветрам не перенести его за горы Грани. Во всем Царстве настал сезон солнца, но в джунглях еще шли дожди. Земля под ногами раскисла и превратилась в болото, а склоны покатых холмов стали ненадежными.

Небесные владыки! Каким простым казалось путешествие всего луну назад. Оно и вышло бы простым, повремени Зено хоть месяц. И если бы они не избегали больших дорог. И если бы не переправа, и не эта ее проклятая хворь… Сколько злоключений она накликала, и все по глупости! А сколько их еще ждет? В иные дни посланница так страдала от лихорадки, от дождя и сырости, что безмолвно молилась на ходу: хоть бы Азрай заговорил! Владыки, пусть он заговорит!..

В оставшееся же время она слушала себя.