Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Кейт продефилировала к золоченому лифту, строго глядя перед собой. Лишь там она остановилась и изобразила намек на улыбку.

«Люди – потребители. Вот в чем заключается абсолютная истина. Используй их или они используют тебя».

Еще одна заповедь из пособия Келлума Харкера о том, как оставаться на вершине горы.

И действительно, Келлум Харкер пребывал наверху, или, по крайней мере, прокладывал свой путь наверх очень долго. Он умел хорошо делать три вещи: обзаводиться друзьями, наживать себе врагов и копить деньги (в основном – незаконно). Задолго до Феномена и наступления хаоса, до войн за территорию и договора о перемирии Харкер уже стал своего рода королем. Не внешне, нет – данный титул принадлежал Флиннам. Но если всякий город – это айсберг, то подлинная мощь его скрывается в глубине, верно. И даже в те времена половина И-Сити была в кармане у Харкера. Поэтому когда тени принялись отращивать себе клыки, а соседние территории перекрыли границы и панический ужас погнал людей прочь (причем те, кто жил за пределами города, выдворили беженцев обратно), Харкер мог сказать, что ему сказочно повезло.

Он оказался на коне.

У него, конечно, имелась очередная концепция, в которой нашлось местечко и для монстров. Сама она звучала просто и незатейливо: следуй за Флинном и живи в страхе – или будь с Харкером и плати за безопасность.

Выяснилось, что люди готовы заплатить – и немало.

Пентхаус Харкера был минималистичным и элегантным: мрамор и стекло перемежались с дорогим темным деревом и сталью. Слуги и охранники здесь появлялись только по мере необходимости. Апартаменты были холодными, полными острых углов. Неподходящее место для семьи.

Они жили здесь, в пентхаусе, втроем, в те краткие месяцы между началом перемирия и аварией. Но когда Кейт ныряла в воспоминания, образы почему-то перемешивались: простор полей и деревья в отдалении, битое стекло и скрученный металл.

Не важно.

Но теперь она здесь – и пентхаус тоже принадлежит ей.

– Эй! – позвала Кейт.

Никто не ответил.

Ладно. Кейт не ожидала теплого приема в духе «как прошел день, солнышко?».

Семьей с рекламного снимка они никогда и не были. Личный кабинет отца примыкал к пентхаусу, но с тем же успехом он мог располагаться в его собственных апартаментах, в личной вселенной Келлума Харкера. Массивная дверь оказалась закрыта, и когда Кейт прижалась к двери здоровым ухом, она услышала лишь негромкий гул. Звукоизоляция. Кейт отвернулась и начала изучать лофт.

За огромными панорамными окнами можно было любоваться небоскребами, на которые падали лучи заходящего солнца. Но Кейт нажала на панель на стене, и помещение озарилось рассеянным искусственным светом. Второе нажатие – и тягостную тишину заполнила музыка, струящаяся из динамиков. Кейт повела пальцем вниз, не сводя глаз с двери в отцовский кабинет.

Громкость росла, пока звук не начал вибрировать у нее в груди. Пустой лофт словно запульсировал. Шаги Кейт заглушил грохот ударных. Кейт прошествовала на кухню, взобралась на высокий табурет возле стола и расстегнула молнию сумки. Нагрузка в Колтоне была устрашающей, но Кейт провела несколько лет в закрытых школах, где только и знали, что засыпать учеников заданиями. Среди бумаг она обнаружила буклет университетских подготовительных курсов, озаглавленный «Жизнь после Колтона» и предлагавший множество вариантов (большинство из них – в Истине, хотя имелось кое-что и за пределами города). Границы приоткрыли пару лет назад на строго оговоренных условиях. Их территория по-прежнему оставалась опасной зоной с карантинным кодом 53 – «Другое», – но Кейт догадывалась, что у некоторых учеников Колтона были связи, и они-то наверняка могли заполучить разрешение на выезд и приглашение в университет.

Да и соседние территории жаждали попользоваться лучшими умами Истины, хотя и не хотели сталкиваться с их монстрами.

Кейт отшвырнула буклет в сторону.

На мраморной столешнице валялась груда новеньких медальонов, тяжелых дисков с отчеканенной на лицевой стороне витиеватой буквой «И». Кейт рассеянно повертела подвеску в пальцах. Железо. Монстры не любили его, но не металл покупал безопасность. Нет – безопасностью занимался исключительно Харкер. Всякий мог повесить на шею железку и надеяться на лучшее, зато «безделушки» были уникальны.

На обратной стороне медальона был выгравирован номер. Он соответствовал – или предполагалось, что он должен соответствовать – конкретному человеку. В бухгалтерском отделе в офисе отца велся строгий учет каждой живой душе, покупающей защиту от тварей, поджидающих во тьме. Не потому, что монстры боялись металла.

Чудовища как раз трепетали перед Харкером.

Кейт щелкнула пальцами и запустила вытянутый кругляш волчком, глядя, как одна сторона сменяется другой.

Нет подвески – нет защиты.

Таков закон Харкера.

Когда диск закачался, Кейт ощутила движение у себя за спиной. Она не слышала его – при таком-то буйстве стереосистемы! – но по вставшим дыбом волоскам на шее мгновенно поняла, что она не одна.

Ее рука скользнула по краю столешницы и легла на пистолет, приклеенный скотчем к граниту. Когда медальон упал, Кейт уже стояла, вскинув оружие со снятым предохранителем.

Кейт взглянула сквозь прицел и обнаружила кроваво-красные глазища, которые таращились на нее.

Слоан.

Шесть лет назад Кейт приехала домой, в И-Сити, к отцу, и обнаружила рядом с ним Слоана. Любимчик малхаи в сшитом на заказ костюме выглядел почти что человеком. У него был тот же рост, что у Келлума Харкера, хоть и не его сложение, и такие же глубоко посаженные глаза (только у Харкера они сияли синевой, а у Слоана горели багровым огнем).

Но если Харкер был могуч, как бык, то Слоан походил на призрака – темные кости скелета практически просвечивали сквозь тонкий пергамент кожи. Слоан казался больным.

«Нет, – подумала Кейт, – он похож на мертвеца. Прямо труп в холодный день».

На левой щеке монстра была выжжена буква «Х» – точно такого же размера и формы, что и на кольце колледжа. Отец носил это кольцо на левой руке, выше обручального.

Тонкие губы Слоана раздвинулись, обнажая острые акульи зубы.

«Малхаи, малхаи – коварство и ложь, улыбка быстра и остра, словно нож. Он кровь твою выпьет, тогда ты умрешь».

Слоан что-то сказал, но Кейт ничего не расслышала. Да она и не хотела его слышать. Голос Слоана был каким-то неправильным – не хриплым, не рычащим, а тихим и приторным. Кейт никогда не видела, как малхаи питается, но вполне могла вообразить себе Слоана, вымазанного кровью с ног до головы и воркующего нечто тошнотворно-сладенькое.

– Погромче, – произнесла она одними губами, надеясь, что малхаи уберется восвояси.